На железной двери задвинуты два массивных засова. За ней, на полу каменной конуры, похожей на тюремную одиночку, неподвижно сидит человек. По эту сторону двери, у овального глазка,- Абст и Карцов.
Заперев подопытного, Абст увел к себе нового врача и в течение четырех часов снова экзаменовал его. Сейчас они вернулись к камере, где заперт Гейнц.
- Посидим, - говорит Абст, взглянув на часы. - Теперь уже недолго.
Они устраиваются на широком скальном выступе. Карцов с трудом сдерживает волнение. Он весь в ожидании того, что должно произойти в камере. Неужели несчастный погибнет?
И он решает сделать последнюю попытку.
- Шеф, - говорит он, - вы затеяли эксперимент из-за меня? Полагаете, что иначе я не оценю в полной мере ваши предупреждения?
- Да.
- Опасения напрасны. Я все воспринял очень серьезно. Боюсь, вы зря губите ценного бойца. Прошу вас, пока еще не поздно…
- Поздно. - Мельком взглянув на часы, Абст повторяет: - Поздно, Рейнхельт.
- Как угодно, шеф. Я только хотел…
- Вы ничего не должны хотеть! - резко обрывает его Абст. - Вы должны получать приказы и выполнять их как можно лучше!
Карцов молчит. Возражать бессмысленно. Надо держать себя в руках. Чего бы это ни стоило.
Он вспоминает предыдущий разговор с Абстом. «У нас немало героев, готовых умереть за фюрера». Как бы не так! Они, эти «герои», были хороши, когда гигантская военная машина немцев сокрушала слабое сопротивление бельгийцев, поляков, расправлялась с французами. В памяти встает эпизод, обошедший в те дни все газеты: польские драгуны с саблями наголо атакуют немецкие танки… Будешь героем, расстреливая из танков беспомощных конников!
Ну, а советские люди знают цену фашистским воякам, когда их вынуждают драться на равных. Видели гитлеровских «сверхчеловеков» и под Москвой, и под Ростовом, и на Волге: полками, дивизиями брели они в плен, и каждый второй поносил и клял своего фюрера.
Стон из-за двери.
Вздрогнув, Карцов поднимает голову.
Стон повторяется.
По знаку Абста Карцов подходит к двери.
- Откиньте заслонку глазка! - командует Абст.
Карцов смотрит в глазок. Он видит: человек сидит на полу, прислонившись к скале, ноги вытянуты, голова безвольно опущена на грудь.
- Глядите, - требует Абст, - глядите внимательней! И представьте себя рядом. Вы в одной с ним пещере, понимаете? Вы плохо обслужили его, зазевались, проявили небрежность… Ночь. Вы спокойно спите, рядом лежат двадцать четыре таких, как этот. В вашей сумке препарат, который вы забыли дать им. И вот они пробуждаются…
Человек поднял голову, поднес ко лбу руки, закрыл ими лицо. Сидя на полу, он раскачивается. Все сильнее, сильнее. Из-под прижатых ко рту ладоней вырвался стон. Стон громче. Это уже не стон - раскачиваясь, человек исторгает протяжный вой.
Еще мгновение, и он на ногах.
Карцов видит его лицо. Минуту назад оно было неподвижно. Теперь на нем бешенство, ярость. Умалишенный озирается. Вот он увидел дверь, выставил руки, пригнулся. В горле у него клокочет. Поймав его взгляд, Карцов пятится.
В следующий миг тяжелая дверь содрогается от навалившегося на нее тела. В дверь колотят. Каменное подземелье оглашается воплями.
Абст довольно улыбается: эксперимент произвел впечатление. Можно не сомневаться - уж теперь-то новый врач будет аккуратен и бдителен.
Он берет Карцова за руку, ведет по коридору. Крики умалишенного звучат глуше.
Вскоре лишь отдаленный, неясный гул сопровождает их по извилинам скального лабиринта.
- Вам жаль его? - спрашивает Абст. Он вздыхает. - Ничего не поделаешь. Вы же знаете, несчастный был обречен. Месяцем раньше, месяцем позже, но итог был бы один. Жалко беднягу! Однако такова судьба…
Карцов не отвечает. Скорее бы остаться одному, отдышаться, привести в порядок мысли!…
У развилки туннеля он замедляет шаг.
- Я бы хотел заглянуть к Ришер, шеф.
- Кстати, о ней. Итак, ваш диагноз - истерический паралич? Вы уверены, что не ошиблись?
- Нет.
- И никаких сомнений?
- Не понимаю вас, шеф.
- Она более двух недель без движения. Вы докладываете: улучшения не наступило. Однако истерические параличи излечиваются сравнительно быстро…
- Ришер впечатлительная, нервная особа.
- И это тормозит выздоровление?
- Да. Она внушила себе, что никогда не поправится. Я обязательно вылечу ее, но требуется время.
Абст приводит Карцова в свое рабочее помещение. Разговор продолжается там.
- Время, время! - восклицает Абст, усаживаясь за стол и поглаживая попугая. - Его-то как раз и нет у нас с вами, дорогой Рейнхельт. Я бы сам лечил ее, да не могу - занят, очень занят, коллега. А впереди много серьезных дел.
Абст видит, что собеседнику явно не по себе, и по-своему истолковывает его состояние: новый врач напуган, ошеломлен. Что ж, очень хорошо! Но во всем надо знать меру. И Абст решает несколько отвлечь его от мрачных мыслей.
Протянув к попугаю руку, он дважды щелкает пальцами. В ответ птица ловко перевертывается на насесте. Еще щелчки - и новый пируэт попугая.
- Нравится вам мой малыш?… Это подарок, Рейнхельт. Подарок человека, который вырастил и воспитал меня.