Они медленно шли по Петровскому бульвару. Сперва прогулялись по Страстному, встретившись у памятника, потом перешли дорогу и двинулись по Петровскому. Воздух настолько пропитан влагой, что, кажется, в нем не осталось кислорода, хотя даже в сплошной воде на каждые два атома водорода полагается как минимум один атом кислорода. Вроде бы… Константин Георгиевич был в штатском, но Настя ни на секунду не забывала, кто идет с ней рядом. И захотела бы – не забыла: сзади, но на приличном расстоянии, следом за ними двигался крепкий высокий мужчина. Что поделать, времена такие: большие начальники нуждаются в охране, особенно полицейские начальники. Впрочем, дело ведь не только в охране, но и в надзоре. Настя была уверена, что все эти «охраняющие» регулярно постукивали в службу собственной безопасности или в ФСБ, докладывали, куда ходило «охраняемое тело», с кем встречалось, чем занималось, в каком состоянии пребывало.
– Вас не бесит, что он постоянно таскается за вами по пятам? – спросила она.
– Привык. Таковы правила, а правила я соблюдаю. За все годы моей службы по-другому и не было.
– А в годы моей службы – было. Помните начальника МУРа Ёркина?
– Разумеется. Под его началом не служил, конечно, он ведь вышел в отставку, когда я еще школьником был, но в Школу милиции он приходил, когда я там учился. Выступал перед слушателями, делился опытом, рассказывал о самых сложных делах.
– И про Ереванское дело рассказывал? Про кражу полутора миллионов рублей из отделения Госбанка?
– Ну а как же!
– Мне тоже не удалось послужить при Ёркине, – вздохнула Настя, – я пришла в милицию в восемьдесят втором, он еще был начальником МУРа, а в следующем году вышел в отставку. Так вот, он жил в соседнем доме с моими родителями. Меня как раз папа с ним и познакомил. Я, честно говоря, трепетала от ужаса, когда папа сказал, что через полчаса к ним на чай зайдет Олег Александрович Ёркин. Я же девочка, только что окончившая университет, меня три месяца как на должность назначили, даже погоны еще не выдали, в те годы офицерское звание присваивали не раньше чем через полгода после назначения, так что я была совсем никто, даже не лейтенант, а тут сам живой начальник легендарного МУРа! Генерал! Можете представить, что со мной было? Сидела и ждала, ни жива ни мертва от волнения. А пришел такой симпатичный дяденька, высокий, улыбается, глаза хулиганские совершенно. В синем спортивном костюме, помните, такие были, с белыми полосками, их называли «олимпийскими»? Посидели, чаю попили, папа с Ёркиным что-то служебное пообсуждали, потом Олег Александрович засобирался домой и сказал, что ему надо еще в магазин успеть за продуктами. Он в те годы уже давно овдовел, жил вдвоем с дочерью, так что хозяйственные заботы делили пополам. Я тоже в магазин отправилась, мама попросила кое-что купить. Сходили мы с генералом в молочный и в «стекляшку», потом до овощного дошли, картошки взяли по два пакета. Вот же удивительно, – Настя невольно улыбнулась воспоминаниям, – помню, что сумки были полные, битком, тяжеленные, но, кроме картошки, ничего вспомнить не могу. Прямо перед глазами стоит сцена, как мы с генералом стоим в овощном, раскрываем каждый пакет и смотрим, много ли гнилой картошки. Ее продавали в бумажных пакетах по три килограмма, сверху старались положить три-четыре картофелины поприличнее, а вниз – мелкое, вялое, сморщенное и гнилое или проросшее. В те годы можно было иногда даже порадоваться, что купил картошку – и почти вся оказалась хорошей, это считалось большой удачей. Простите, я отвлеклась. Просто вижу этого вашего сопровождающего и все время вспоминаю, как мы с начальником МУРа картошку покупали. И никакой охраны. Хотя врагов у него было, я думаю, не меньше, чем у вас сейчас.
– Врагов не меньше, – согласился Константин Георгиевич, – зато наглости у этих врагов стало больше. И безнаказанности. О количестве огнестрельного оружия на руках я уж молчу, цифры несопоставимые. Так что насчет Кислова? Скажете что-нибудь?
– А что говорить? Вы и сами все понимаете, и опера на земле, я уверена, тоже все понимают. Не зря же версия о причастности сестры всем показалась более перспективной.
– Всем, кроме следователя, – заметил Константин Георгиевич.
– Это понятно, вы еще вчера объяснили. Идея, скорее всего, Борзуна или Сорокина, Борзун ее озвучил с соответствующими намеками своему подчиненному, а тот должным образом проинструктировал непосредственно следователя, ведущего дело. Тут меня ничто не смущает, кроме якобы доказательств, которые у них якобы имеются и которые непонятно откуда появились. При такой информации меня, конечно, вполне можно подозревать, если ничего не знать обо мне, вопросов нет. Я удачно подвернулась под руку, и моей картой сделали заход «в пичку». На самом деле все прекрасно понимали, что на первом месте – сестра. Наркоманка, у которой были ключи от квартиры брата, которая водится с сомнительными личностями и которая на следующий день после обнаружения трупа уже озаботилась продажей прав и получением денег. Показательно, не так ли?