Безупречная репутация. Том 2

Печерникова протянула проводнице паспорт и с полной невозмутимостью выдержала изумленный и даже несколько испуганный взгляд: проводница была миниатюрной, немногим выше полутора метров.

В купе Зоя первым делом вытащила из сумки и поставила на стол пакет с печеньем собственного изготовления.

– Печенье меня просто преследует последнее время, – засмеялась Настя. – Это такое же, как вы в офис приносили?

– Другое. Не люблю однообразия.

Следующим извлеченным из сумки предметом оказалась тоненькая пластиковая папка, которую Зоя протянула Насте.

– На всякий случай распечатала для вас, вдруг захотите ознакомиться.

– Что это?

– Цитаты из Комарницкого, которые постил наш Веденеев. На мой взгляд, довольно показательно. Я еще на форум Комарницкого зашла, почитала, посмотрела, в каких дискуссиях участвовал Веденеев и что писал. Пришлось повозиться, выбирать комменты, чтобы вам все подряд не читать.

– Зоя, вы бесценны! – искренне воскликнула Настя.

– Вы уже говорили, я не забыла.

– А… – Настя запнулась. Сейчас она полезет грязными ногами на чужую территорию. – Еще кто-нибудь говорил вам это?

Зоя молча пожала плечами:

– Сын как-то пару раз говорил. И его жена тоже. Но она – чаще, не хочу быть несправедливой.

Опять «жена сына». Не невестка, не сноха, не по имени. Это такой таракан в голове у Зои? Или в семье действительно есть проблемы?

– И все? – удивилась Настя. – А ваш психотерапевт? Неужели не понимает, какое вы сокровище?

– Понимает, наверное. Но мы это не обсуждаем. Мы вообще мало разговариваем. Он устает сильно, а я просто не люблю.

– Простите, если я нарушаю границы, но хочу спросить: вы давно вместе?

– Четыре года. И сейчас вы скажете, что не видите смысла в таких отношениях, если мы и не женимся, и не разговариваем. Мы даже не живем вместе, у каждого своя квартира.

– А если я так скажу – вы мне ответите?

Зоя слабо улыбнулась и покачала головой.

– Наверное, нет. Не потому, что не хочу отвечать, а потому, что не знаю. Мы не мешаем друг другу и не раздражаем друг друга. У меня сын и внуки, у него за спиной два брака и взрослая дочь. Разводы не скандальные и не грязные, с бывшими женами отношения достойные. Говорю это просто потому, что вы наверняка об этом тоже хотите спросить. Он умный и порядочный человек, но с ним жить невозможно, он невыносим.

– Невозможно? Даже вам?

– Мне отлично. Я вполне могла бы с ним ужиться, если бы захотела. Но я не хочу. Мне это не нужно. Мы с ним одинаковые. Молчаливые, замкнутые, не любим, когда нас трогают. В общем, классические одиночки. Со мной тоже невозможно ужиться, я это понимаю. Один попробовал – быстро сбежал. Я еще более невыносима, чем мой друг.

Настя не успела отреагировать ответной репликой, потому что позвонил Стасов.

– Все в порядке?

– Конечно, – недоуменно ответила она. – А что должно было случиться?

– Вы уже едете?

– Пока нет, но сейчас поедем. Все живы-здоровы, никто не опоздал, сидим с Зоей в купе. Ты чего звонишь-то?

– Проявляю начальственную прыть, – Стасов коротко хохотнул. – Ладно, девочки, легкой вам дороги.

Поезд тронулся так мягко, что Настя в первый момент даже не заметила. Она раскрыла папку и начала читать, а Зоя вставила наушники, включила музыку в телефоне, подложила под спину подушку и сидела, подтянув колени к груди и прикрыв глаза. Похоже, Константина Веденеева интересовали многие вопросы, связанные с взаимоотношениями в семье, но активнее всего он включался в обсуждение, когда речь шла либо о любви-нелюбви родителей к детям, либо об информационном обмене между близкими людьми. Что скрывать можно, что нужно, а что нельзя? Сокрытие или недоговоренности – результат недоверия или обостренной потребности в охране своего личного пространства? Или же это попытка сохранить душевный покой другого человека? Если автором книги является все-таки не Андрей Кислов, а Веденеев, то на вопросы, которые волновали его шесть-семь лет назад, он, судя по всему, так и не получил удовлетворительных ответов.

Минут через пятнадцать проводница принесла чай, и, к изумлению Насти, за спиной миниатюрной девушки возникла до боли знакомая мужская фигура. Латыпов. Ну, кто бы сомневался.

– О господи, – невольно вырвалось у нее. – Buonasera, signor Baldаcci!

– Про добрый вечер и синьора я понял, а почему Балдаччи? – весело и как ни в чем не бывало поинтересовался Латыпов, стоя на пороге купе.

– Потому что «Абсолютная власть» и «Тотальный контроль», – сердито ответила Настя.