— Может, мне с тобой остаться, — пробурчал он, а потом, повернув голову к рядам скорбящих родственников, протянул удивленно: — А Кайман к тебе каким боком? — криво усмехнулся Колька и даже приуныл.
– Дальний родственник, — отмахнулась Настя и даже хотела пояснить, что сам Егор никакого отношения к ее семье не имеет, когда увидела Галину Анатольевну, начальницу отдела кадров.
— У, какие похороны пышные, — недовольно хмыкнула она и воззрилась на Егора, вытиравшего лоб белоснежным платком. Настя проследила за ее взглядом и столкнулась с голубыми холодными глазами Каймана, словно говорившими: «Вернись сейчас же!».
— На вот, — Буровкина протянула два конверта, а про себя пожалела, что не ополовинила хотя бы один.
«Видать, семья богатая, раз прощаются по высшему разряду», — подумалось ей. Галка вышла из душного зала и замерла на ступеньках, намереваясь отойти в сторону покурить, когда мимо прошли двое солидных мужчин. Один, остановившись чуть ли не рядом с Буровкиной, полез за телефоном и кому-то велел в трубку:
— Подвал передовицы мне оставь. Тут такие похороны интересные. Оказывается, учительница первая моя, заслуженная и уважаемая, состояла в родстве с Аллигатором… Да нет, не ошибаюсь. Тут и Кайман молодой, и Бэлла. Только Христофора с его головорезами не хватает. Ага, точно! Я статью назову «Уважаемые люди».
Галина замерла, дважды услышав знакомое прозвище. Именно Кайманом пугал народ на собрании Тузик.
«Если у Насти все в шоколаде, то почему ходит как ошарашка? И постоянно твердит, что денег не хватает… Бедненькая Настенька с бабушкой живет… Что-то тут нечисто».
Буровкина не теряя ни минуты, отправилась в офис, закурив дорогой. Она глубоко затянулась сигаретой и, решив, что заслужит одобрение Тузика, коли выведет Тарасову на чистую воду.
«Прокололась, девочка, — довольно хмыкнула она. — Пеняй на себя!»
Настя, вернувшись обратно, снова села между теткой и Бэллой, а сзади в затылок дышал Егор. Закончил траурную речь мэр, за ним кто-то еще из бабушкиных учеников, а потом какой-то странный распорядитель попросил, чтобы кто-то от родственников сказал слово. Ольга пнула в бок Настю. Та отшатнулась:
— Я не могу, — прошептала она. — Пожалуйста, не надо…
— Оставь ее, Оль, — велела Бэлла и кивнула в сторону Ильи.
— Я скажу, — твердым голосом начал Аллигатор. — Дина — моя двоюродная сестра, — бодро заявил он, а про себя подумал, что вот так прилюдно отрекся от своей великой любви. Не посмел даже в последние минуты назвать эту женщину любимой и, тяжело вздохнув, продолжил: — Мы выросли вместе. Мало того, что родственники, так еще и лучшие друзья. И сколько нам тогда исполнилось? Лет, наверное, десять. Шли мы с Диной мимо речки. Лед еще держался, но ходить по нему уже запрещалось. И тут увидели, что собака тонет. Я кинулся ее спасать. Мелкая крикливая собачонка. Я на лед упал и подполз. Собаку из полыньи-то я выкинул на лед, и она удрала. А сам провалился. Так Дина не испугалась. Нашла длинную доску и вместе с ней ко мне поползла. Потом тянула из последних сил. Ну и я старался. Вытащила она меня. Полежали на льду, дух перевели и домой. Оба грязные и мокрые. Бабка, конечно, накричала…
— Потонете, домой не приходите, — пробормотали, как по команде, родственники. А Илья неспешно подошел к гробу и поцеловал бабушку в лоб.
После поминок Настя хотела добираться домой сама, но Бэлла остановила ее.
— Мы тебя довезем, — схватила она ее за кисть руки и легонько сжала. — Нечего тебе расстроенной одной по улицам шастать.
Настя кивнула и, пробормотав: «Спасибо», вместе с Бэлкой забралась на заднее сиденье Галендвагена. Егор сел за руль и недобро покосился на нее в зеркало заднего вида.
— Завезем Настю, потом маму домой, — велел Илья, усаживаясь рядом, — и в офис поедем. Дел по горло. Хочу до отъезда разгрести.
— Вы меня около остановки высадите, — попросила Настя. — Я там пешком пройду.
— Мне тут на машине ездить страшно, — пробурчала Бэлла и фыркнула недовольно: — Не болтай глупости! До самого подъезда довезем.
Егору хотелось придушить мать за благие намерения. Известно, куда ими дорожка вымощена! Но он покосился на Аллигатора, согласившегося с Бэллой, и счел за благо промолчать. Хватит и утренней выволочки.
«Уважь Настю как мою родственницу, — мысленно передразнил он отца и возразил сам себе: — В этом-то вся и проблема. Мне ее хочется не уважать, а просто трахнуть. А потом забыть…» — подумал Кайман и проревел в голос:
— Твою мать!
— Что случилось? — хором осведомились пассажиры. Все трое.
— Да вон! — махнул рукой Кайман и резко завернул в соседний двор, а оттуда выскочил на проспект.
— Журналюги, — скривился Легатов и добавил возмущенно: — По твою душу, Настасья! Вот так шла бы сейчас от остановки и попала к ним в лапы.
— Ни стыда ни совести, — охнула Бэлла. — У людей горе, а они лезут. Зачем, не понятно! Переночуешь у нас, а завтра сразу на работу поедешь.
Настя удрученно кивнула. А перед глазами стояла неприятная сцена: соседи ругались с приехавшими журналистами. Кричали, что нечего тут им делать.