Безупречный шпион (сборник)

– Годится! – Я делаю вид, что с облегчением перевожу дух. На самом деле я все рассмотрел еще при первой встрече у «Пуппа», как всегда.

– Что «годится»?

– Был такой старый фильм: «На последнем дыхании». Видела?

– Нет. При чем к фильму мои ноги?

– Там французский бандит лежит в постели с американской журналисткой и говорит ей то, что я тебе сказал. Его играет Бельмондо.

– Так ты повторяешь Бельмондо? Вообще-то он мне нравится – столько шарма!

– Как ни парадоксально, в молодости он был куда менее привлекателен. Просто смазливый молодчик. Никакой. Шарм, обаяние и специфический имидж появились в зрелом, весьма зрелом возрасте, вместе с морщинами…

Я делаю многозначительную паузу, но девушка не обращает внимания на нюансы.

– Как интересно, – острым горячим язычком Галочка начинает щекотать мне шею. Острый ноготок нежно царапает татуировку на груди.

– А что это за страшная рожа?

– Злой дух Макумба.

– Где же ты поклонялся духам?

Я тяжело вздыхаю.

– Очень далеко. У дикарей-людоедов.

– Неужели? – Галочка приподнимается на локте, заглядывая мне в глаза. – И ты, конечно, спал с людоедками?

Я снова вздыхаю, на этот раз с оттенком раскаяния.

– Приходилось…

Галочка оживляется.

– И как? Они такие же, как мы?

– Не совсем. – Просветитель молодежи начинает очередную лекцию о нравах первобытных племен Африки. – Например, то, что в Камасутре называется «нефритовыми воротами», выглядит у них как пробоина в крепостной стене…

– Почему?! – изумляется заинтригованная молодежь.

– Последствия варварского обряда обрезания.

Глаза молодежи округляются.

– Какой ужас! И как ты там себя показал?

Я скромно пожимаю плечами.

– Неплохо. Они уважали меня и называли «Большой Бобон».

– Большой – кто?

– Большой Бобон! – В голосе просветителя проскальзывают нотки гордости.

– Что такое Бобон?

– Гм…

Я целомудренно прикрываю глаза.

– Ах, вот оно что-о-о?! – с интересом восклицает девушка и, ныряя вниз, проводит примерно такие же оценочные манипуляции, которые производил когда-то вождь племени нгвама Твала. Но с прямо противоположным результатом.

– Но он не такой уж и большой, – бесхитростно восклицает она.

И тут же пытается исправить бестактность:

– Хотя нет, конечно, вполне нормальный! Просто… Ты только не обижайся…

Да, уязвить тонкую, чувствительную душу возвышенного и романтичного человека очень легко. Но обнаруживать этого ни в коем случае нельзя, чтобы не показаться слабым и смешным. И язвить в ответ насчет чрезмерной осведомленности современной молодежи не следует – это все равно что кричать: «Сам дурак!» Надо проявить мудрость и плавно перевести разговор на нейтральную тему.

– Перестань, щекотно!

Ее мягкая ладошка изучает нижнюю часть моего вспотевшего живота, но боюсь, что ничего твердого она не обнаружит, что даст повод для новых бестактностей – если не в словах, то в мыслях.

– Кстати, о Бельмондо! И с Жаном Габеном та же история. – Я осторожно останавливаю ласковую ручку, будто с целью дружеского пожатия. – Он тоже приобрел обаяние в солидном возрасте…

– У нас, что, лекция по этнографии? Или кинематографу? – Она жарко дышит мне в ухо, покусывает за мочку, ладошка вырывается, собираясь продолжить свое познавательное путешествие.

– Уже поздно, что ты скажешь маме? – Я пытаюсь деликатно выпроводить гостью.

Однако современная молодежь не понимает намеков.

– Посоветую ей тоже пойти с тобой пообедать, ха-ха-ха… А кто это у нас такой маленький и сонный? Неужели Большой Бобоша? Сейчас мы его увеличим, вдохнем силы и оживим…

Только к утру Галина ушла, а я заснул крепким сном… нет, конечно, не праведника! Просто сытого, удовлетворенного, усталого и в меру честного человека.

Глава 2 Игры аристократов

К завтраку я, конечно, опоздал. Свежая и отдохнувшая Галочка с аппетитом доедала фрукты, а Ирина наоборот – выглядела невыспавшейся и вяло ковырялась в белковом омлете. Обе сердечно поздоровались, к тому же, на удивление, мама не выглядела обиженной, и я даже ущипнул себя за руку: уж не перепутал ли я чего? Но тут же заметил на Галочке гранатовый гарнитур, и от сердца отлегло.

На четвертом стуле, который вчера пустовал, сидит изрядно помятый полный мужчина с большой плешью и лицом зануды. Жирные щеки обвисают, как у бульдога, челюсти работают, словно камнедробилка. Он обжирается вареными яйцами, жареным беконом, жареными сосисками – словом, всем, что было представлено на шведском столе.

Здороваться и представляться новый сосед считает излишним, хотя по мере насыщения становится все разговорчивее и осчастливливает нас информацией, что зовут его Павел Маркович, пятнадцать лет назад он переехал из Кукуева в Бостон, а потому стал счастливым, богатым и здоровым. Кислая мина, обтерханный костюм и факт нахождения на курортном лечении наглядно опровергают все его слова. Ирина отворачивается к окну.

– Какие планы, Геннадий Алексеевич? – интересуется Галочка. – Сегодня много процедур?

Деланное безразличие в голосе меня не обманет – я знаю, какая именно процедура ее интересует. Но, увы, работать тоже надо.

– Ни одной. Придется отлучиться по делам.