Безутешная плоть

– Я не потею, – отвечает Кристина. – Я бегаю в город по крайней мере три раза в неделю, по ночам. – Кажется, она довольна, что на тебя производит впечатление ее выносливость. – Мне необходимо. Единственный способ. Потому что в отличие от всего остального этому нет конца. Точно как сегодня в саду. – Она отворачивается, но скоро продолжает: – Из всего того, чему нас научила война, это хорошо. Есть только один вид крови, не несколько, как некоторые любят говорить. Мы видели, как она сочится из каждой раны. И даже те, кто не умел бегать, один раз увидев, понимали, как это делается. Правда, Тамбудзай. Если ты видела кровь, ты все знаешь про то, как надо бегать. – Какое-то время Кристина прыгает, как бегун, готовящийся к рывку. – Если бы мне снова пришлось выбирать, я бы никогда больше этого не сделала. Я научилась тому, что от крови надо бежать. Никто не бежит к ней, делая вид, будто это вода. Которую ты можешь куда-нибудь налить и пить. Река, текущая для того, чтобы утолить жажду, лжет, что она вода.

Она прыгает, и тень ее похожа на тень зверя. Ты прислоняешься к стволу дерева. Дыхание только начало успокаиваться, мелкими толчками, с трудом заталкивая воздух в легкие.

– Почему ты молчишь? – спрашивает Кристина, и в ее голосе слышится тяжелое разочарование.

Ты хочешь, чтобы она убежала, прочь, без тебя, чтобы ты осталась в «между», не в городе и не у вдовы. Ты не нашла слов, чтобы сказать о перевязи на руке Май Маньянги, когда увидела ее, не собираешься этого делать и сегодня.

– Так ты утверждаешь, что не видела крови в гостиной Май Маньянги? – продолжает Кристина. – И, хоть была в доме, ничего не слышала?

Когда она заговаривает об этом, тебе хочется уйти, умчаться стрелой от той сцены, свидетельницей которой ты стала в гостиной Май Маньянги много недель назад, до приезда Кристины. Ты хочешь оставить в сердце вернувшейся с войны женщины ее правду, ту, что, хоть раз увидев кровь, уже не отмыться. И все же ты начинаешь понимать, что кровь не просто умеет говорить, она не отстанет. Ты видела, как во время войны кровь хлестала из ноги твоей сестры – вскоре после того, как ты закончила школу при миссии дяди. Тогда ты бежала. И бегала от этого зрелища все годы учебы в женском колледже Святого Сердца.

– Никто ничего не слышал, – защищаясь, бормочешь ты.

Тебе хочется сесть, но тут только забор.

– Кто-то хоть что-то вообще об этом думает? – спрашивает Кристина. – O Мвариве тиитире ньяша. Господь Всемогущий, смилуйся над нами.

Боль, которую вдова Маньянга не сумела призвать на женщину Шайна, сочится через ее окно в ночь – далекое несчастье.

– Хм, один раз увидел, потом трудно всегда, – говорит Кристина. – Если ты из тех, у кого слабое сердце, сначала кровь может стать чем-то вроде ловушки. Она приковывает. И потом ты либо хочешь ее все время, либо боишься до конца своих дней.

Ты все еще дышишь мелкими глотками, с трудом. Хватая тебя за горло, под дыханием усиливается боль, так что невозможно выдавить ни слова. Ты понимаешь, хоть и немного сказала про тот вечер, все-таки слишком, и нечего даже пытаться добавить что-то еще, иначе утонешь в яме бесчестья.

– Не переживай, – успокаивает Кристина. – Не твоя вина. Вообще не вина кого-то из жильцов дома. Ей все говорили. Но моя тетя никого не слушает.

– Ванамаи, уйаи тичеме. Жены, возрыдаем вместе, – со стонами выпевает вдова. – Куна Мвари ати итире ньяша. Обратимся к Богу, воззовем к Его милости.

– Семья посылала людей сказать ей. Но она только чванилась. Твердила, что исполняет волю ВаМаньянги, ничего ей не скажи. Поскольку она была последней, кто его видел, то знает, мол, чего хотел ее муж.

– O Мвари ве, тиитие ньяша, – рыдает вдова. Голос ее вдалеке стал тоньше.

– Как-нибудь я расскажу тебе. – Посул Кристины звучит угрозой.

Вдова опять выходит на дорожку, и пение становится громче.

– Она ищет меня, – скулишь ты. – Я сказала, что приду с ней помолиться.

– Пошли, – отвечает Кристина. – Поймаем попутку до города.

– Я возьму доллар, – решаешь ты, передумав, хоть тебе и не хочется тратиться на дорогу в город и обратно.

Ты ждешь, пока Май Маньянга вернется в дом, и торопливо идешь по дороге. Оказавшись в комнате, ты подумываешь забраться в постель, но Май Маньянга опять принимается рыдать. Из тайника в ящике стола ты достаешь доллар, быстро переобуваешься и переодеваешься.

Опять очутившись на улице, ты идешь рядом с Кристиной, глядя на свою лунную тень. Она больше тебя и движет частями тела, которые у тебя неподвижны. Она бежит, когда ты идешь.

– У тети кровотечения, – говорит Кристина. – Она больна. Ее сыновья напуганы.

Ты хочешь, чтобы она замолчала, но хозяйкина гостья продолжает:

– Они делают вид, что не знают, кто все натворил в тот вечер, но это был Ларки. Разве они могут что-то делать нормально? Так почему вы все в доме врете, что ничего не слышали? Ты что-нибудь скажешь мне, Тамбудзай? Зачем молчать? Разве ты Маньянга? Тетя долго не протянет, но если сыновья прежде убьют ее, мы, члены семьи, не хотим молча смотреть. Поэтому было решено, что я поеду сюда и присмотрю, чтобы мальчики чего не учинили.