Безутешные

– Место, где принимают неимущих. Только что в оранжерее народ судачил об этом, говорили, с его болезнью туда самая дорога. Честно сказать, меня это несколько вывело из себя. Признаюсь вам по секрету, мистер Райдер, это и подтолкнуло меня к решению. Я имею в виду свой отъезд. Я считаю, что сегодняшнее выступление мистера Бродского далеко превосходит все, что я за долгое время слышал в этом зале. За все свои сознательные годы. Но вы видели, что случилось. Они не хотели настоящего искусства, оно их испугало. Оно далеко превосходит их запросы. Когда он свалился, они почувствовали облегчение. Теперь им стало ясно, что они хотят другого искусства. Без крайностей.

– Не столь уж отличающегося от мистера Кристоффа.

Штефан задумался.

– Почти что. Чуточку отличающегося. Новое имя по крайней мере. Они уже знают, что мистер Кристофф не совсем то, что нужно. Они хотят чего-то получше. Но… не такого.

Я видел теперь через окна обширное пространство лужайки и солнце, восходящее над далеким рядом деревьев.

– Как вы думаете, что будет с мистером Бродским? – спросил я.

– С мистером Бродским? Он вернется к той роли, которую играл здесь всегда. Закончит свои дни в положении городского пьяницы, наверно. Много выше ему подняться не позволят, после сегодняшнего. Как я сказал, его отправили в больницу святого Николая. Я вырос здесь, мистер Райдер, и по-прежнему многое люблю в этом городе. Но сейчас мне не терпится уехать.

– Может, мне попытаться сказать что-нибудь толпе в оранжерее? Несколько слов в защиту мистера Бродского. Открыть им глаза.

Несколько шагов Штефан прошел молча, обдумывая мое предложение, потом покачал головой:

– Не стоит, мистер Райдер.

– Но я должен сказать, что происходящее нравится мне не больше, чем вам. Кто знает? Моя речь…

– Не думаю, мистер Райдер. Они сейчас не послушают даже вас. После этого выступления. Мистер Бродский воскресил в памяти все, чего они боятся. Кроме того, в оранжерее нет микрофона, нет даже возвышения, откуда вы могли бы сказать речь. Вам не перекричать весь этот шум. Помещение большое, ненамного меньше самого концертного зала. От угла до угла приблизительно… да, если строго придерживаться диагонали, отодвинув со своего пути столики с гостями, то даже и в этом случае меньше пятидесяти метров не насчитаешь. Так что пространство не маленькое. На вашем месте, мистер Райдер, я бы расслабился и взялся за завтрак. В конце концов, вам нужно помнить о Хельсинки.

Оранжерея в самом деле представляла собой громадное помещение, залитое в этот час утренним солнцем. Повсюду шла оживленная болтовня; часть гостей сидели за столиками, другие стояли, собравшись в небольшие группы. Одни пили кофе и фруктовый сок, другие поглощали еду из тарелок или мисок. Пробираясь через толпу, я уловил по очереди запахи свежих булочек, рыбных котлет, бекона. Вокруг сновали официанты с тарелками и кофейниками. Повсюду слышались восторженные приветствия. Меня поразила атмосфера единения, которая, кажется, здесь царила. А ведь эти люди постоянно виделись друг с другом. Ясно было, что недавние впечатления заставили их совершенно по-новому взглянуть на самих себя и свое сообщество, и в результате – какова бы ни была причина – всех охватило ощущение праздника.

Я убедился в том, что Штефан был прав. Не было ни малейшего смысла обращаться с речью к этой толпе, а тем более просить их вернуться в зал, чтобы выслушать мою игру. Почувствовав внезапно усталость и острый голод, я решил сесть и тоже позавтракать. Однако, оглядевшись, я не обнаружил ни одного свободного места. Более того, со мной рядом не было и Штефана: он втянулся в разговор с группой гостей за столиком, мимо которого мы только что прошли. Я наблюдал, как его осыпали теплыми приветствиями, и смутно ожидал, что он представит меня своим собеседникам. Но он, казалось, забыл обо всем, углубившись в беседу, и вскоре сделался так же весел, как окружающие.

Я решил его оставить и побрел дальше через толпу. Я надеялся, что рано или поздно меня заметит какой-нибудь официант и тут же принесет тарелку с едой и чашку кофе, а может быть, и укажет свободное место. Но хотя не однажды мне попадались спешившие навстречу официанты, каждый раз они пробегали мимо, и я вынужден был наблюдать, как они обслуживают кого-то другого.

Спустя некоторое время я обнаружил, что стою вблизи главных дверей оранжереи. Кто-то распахнул их во всю ширь, и многие гости устремлялись на лужайку. Переступив порог, я сделал несколько шагов и поразился тому, насколько холоден воздух. Но здесь тоже располагались группами гости, стоя пили кофе или закусывали. Некоторые подставляли лица солнечным лучам, другие прогуливались, чтобы размять ноги. Какая-то компания даже устроилась прямо на сырой траве, окружив себя тарелками и кофейниками, словно на пикнике.