Читаем Безутешный счастливчик полностью

Последние слова Гайдна, его уносят от ф‹орте›п‹иано› на постель, и он, обессилевший, простонал: «Боже, храни императора Франца!»

Кстати, об Иоганне Штраусе. Проститутки у Чехова, Куприна, Горького, etc, от него без ума, то есть именно от него. См. у Горького в рассказе «Отомстил»: «У него нервный звук. В его музыке звучит нега и страсть».

1965

Между прочим, самая милая из современных русских песен: «…я с каждой елочкой знакомлюсь за руку…» и т. д.


Я в последнее время занят исключительно прослушиванием и продумыванием музыки. Это не обогащает интеллекта и не прибавляет никаких позитивных знаний. Но, возвышая, затемняет «ум и сердце», делая их непроницаемыми ни снаружи, ни изнури.

Если «да», то «да». Если «нет», то «нет». Что сверх того – то музыка.

Орфея и Фауста роднит то, что оба они заклинатели царства теней.

Оркестр и хор часто противопоставлены друг другу четко, как вещественное и человеческое. В других же сочинениях они растворены друг в друге: хор инструментован, оркестр же вокализован.

Трусливое улепетывание в тональность.

Эта колыбельная мелодия так же смахивает на траурную, как – еще Манн заметил – немецкая зыбка смахивает на катафалк.

Жанр юморески изобрел Р. Шуман в 1839 г. (ф-н)

Гиперборей, поющий шансонетки.

1-я русская опера «Цефал и Прокрис» (1755). Музыка Арайя, слова Сумарокова. С.-Петербург. Представлена в 1755 г.

Заслуга Монтеверди (нач. XVII в.) – первый решился употребить аккорд уменьшительной септимы на доминанте.

Нужно, чтобы из твоей жизни можно было скроить хоть какое-то либретто для оперы, пусть даже не lyrica и eroica, а просто buffa.

_______

Кречмар: Музыка – самое духовное из искусств: это видно хотя бы уже из того, что содержание и форма в ней взаимопоглощаются, то есть попросту друг с другом совпадают.

Сернус Цейтблом о музыке: «Над таким жизненным даром, чтобы не сказать – божьим даром, как музыка, не следует насмехаться и нельзя ставить этому дару в упрек антиномии (противоречия), свидетельствующие лишь о богатстве ее существа. Музыку надо любить».

Адриан Леверкюн: О морализме музыкальной формы. Музыка всегда заранее накладывает на себя епитимию за свой исконный грех – тяготение к чувственности. У музыки столько своего тепла, хлевного, я бы даже сказал, коровьева тепла, что ей на пользу любое охлаждение. А любой закон действует остужающе.

См.: те заумные фокусы, которые навязывали музыке старые нидерландцы во славу господа.

Один шестиголосный канон Баха является обработкой музыкальной мысли Фридриха Великого.

Демонически низкий регистр кларнетов в повсеместно прославленном Фрейшютце.

Манн: Культура немецкой песни достигла благодаря Брамсу, Вольфу и Малеру ни с чем не сравнимых музыкальных высот.


Немцы говорят о «житейском затворничестве» Шопена, о его контравантюризме.

Т. Манн об одном сочинении: «В ней сверхизощренная музыка в непристойных муках домогается народной мелодии. Последней так и не дано родиться, она присутствует и отсутствует, смолкает, едва зазвучав, растворяется в чуждом ей музыкальном строе, из которого, однако, по-прежнему тщится выйти».

_______

Марнольд о «Кармен» Бизе: все хорошее в этой опере – испанское, все остальное – еврейское.


Сравнить превращение бесцветной мелодии в более терпкую и приятную с превращением воды в вино в кувшинах Галилейской Каны.

муз‹ыкальное› кровосмесительство

На 27-м году жизни наконец научился понимать Шопена и женские партии Римского-Корсакова.

К истории муз. В первой части оркестр был настолько взволнован, что на протяжении второй он никак не может отдышаться.

крупным планом подаются, без связи и разбора, отрывчатые «поросячьи триоли» и только на задворках их блуждает где-то нищая, бледная, одичалая мелодия

О 3-м квартете Бартока: у него очень много есть что сказать, он захлебывается от обилия мыслей, сбивается, начинает все сначала, путается снова и заключительным аккордом махает рукой – э-э-э, мол, все не то, все не то.

Адмирал своему барабанщику: сыграй мне что-нибудь меланхолическое.

Ср. Кодай, соната для виолончели и ф-но. Виолончель изнемогает от эротических томлений, а ф-но слушает ее с холодной невнимательностью и иногда, в знак участия рассказчице, кивает ей четкими ударами, почти всегда впопад.

В 1-й ч‹асти› он храбрится и шутит, во 2-й слюнтяй и нюня и мочится на пол, как маленький.

Если бы меня спросили… Г. Малер. Биографию его рассказывают с конца, и всех его тайн не знает Господь Бог.

безделушечно, безответственно

красивые мелодии


самозабвенное неистовство шахсей-вахсея сменяется угрызениями совести pianissimo – зрителям представляется возможность высморкаться и почесать пузо

«И возвращает к своей прежней теме, аки пес на свою блевотину».

Выворачивать внутренности на потребу мелкой сволочи. В этой музыке что-то плещется, как в стихах лэкистов, вздувается и лопается пошлейшим образом.

возобновление I-й темы после сольной акробатики

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное