Безвечность

— Я сама подписалась на это и рада, что узнала правду. Миф о том, что я каждые несколько лет буду забывать свою жизнь, развеялся. Я едва узнала лицо Брендона, когда приняла его за таксиста, как и песню, которую он включил. Подозреваю, что это было самовнушение. Когда столько лет живёшь с мыслью, что забудешь какие-то определённые события, на подсознательном уровне начинаешь со временем забывать и всё остальное. Хотя, будем честными, в моём возрасте давно пора обзавестись склерозом. — Последние слова развеселили Кая, но вижу, что ему по-прежнему меня жаль. — Спасибо за поддержку, милый. Я справлюсь. Сорок лет жизни, как будто прошли мимо меня. Каждый день был похож на предыдущий. Наверное, поэтому сложно составить хронологию событий.

— Представляю, что творится у тебя в голове. Как будто твои вырванные страницы прошлого сложились в цельный фильм.

Кай угадал. Примерно так можно охарактеризовать мои видения.

— Я снова стала видеть сны. Наверное, их отсутствие было побочным эффектом процедуры, — предположила я. — Жаль, я не могу поинтересоваться об этом у доктора, который проводил операцию. Полагаю, он уже умер, если, конечно, не изобрёл таблетку бессмертия.

— Возможно, кто-то продолжает его дело. Мы можем найти этих людей.

— Ты толкаешь меня в объятия нового забытия, я же могу соблазниться! — Мы засмеялись, но я быстро себя оборвала, вспомнив о мальчике, которого вычеркнула из жизни. — Я попала в больницу в тот день, когда умер Тони. Мне кажется, это было роковым наказанием за то, как гадко я с ним обошлась.

— Не выдумывай! Он не держал на тебя зла, — сказал Кай и, заметив моё удивлённый взгляд, понял, что проболтался. — Перед смертью мы с ним разговаривали о тебе. Мне стало страшно, что я стану таким же обезумевшим от неразделённой любви стариком.

— Твоя любовь взаимна, Кай, — сказала я, взяв его руку в свою. Мы оба почувствовали, что не можем прерывать нежностями важный разговор. — Всё это время я боролась с собой, представляя тебя на месте несчастного Тони. Я разрывалась. Не хотела для тебя такой участи, понимаешь? Лучше в будущем я буду твоей внучкой, чем позволю тебе умереть одиноким!

— Я знаю. Не плачь, солнце. Тебе нельзя волноваться, иначе доктор тебя не выпишет.

Кай меня убедил, и я поборола желание заплакать. Похоже, он смирился с нашей участью или просто не хочет выглядеть слабым. Как бы то ни было, изнашивание его организма мы остановить не можем, как и возобновить моё.

— Просто на меня обрушилось знание того, что я стёрла Тони из памяти. В тот момент я руководствовалась страхом. После смерти Стефана я стала сторониться Тони, не хотела давать ему надежду. Мне казалось, что он видит меня насквозь. Он знал о моём даре, и я боялась, что он станет шантажировать меня, чтобы заполучить моё расположение. Сейчас, заново познакомившись с ним, я поняла, что он никогда в жизни не сделал бы ничего подобного, но тогда Тони казался мне угрозой. Я бы рассказала ему правду, если бы успела.

— Нам бывает стыдно за свои поступки. Мы анализируем своё поведение, вспоминаем сказанные слова, представляем, как нужно было поступить в той или иной ситуации, но делаем это уже после того, как совершили ошибку. Смысл терзать себя, если прошлое не переписать? Ты была дорога Тони до последней минуты его жизни, и ему было всё равно, стёрла ты воспоминания о нём или нет. Важно, что он встретился с тобой в конце пути…

— Всё-таки он не бредил. Тони узнал меня. Если бы я помнила манеру его поведения и значения взглядов, то сразу бы догадалась, что он не поверил в байку о внучке Евы Стюарт. Как я всегда и считала, он видел меня насквозь, — сказала я, и у меня по телу мурашки пошли, когда представила, каким ничтожным чувствовал себя Тони.

— Да, он узнал тебя и не удивился твоей молодости. Думаю, вскоре ты поймёшь, что это означает…

На этой грустной ноте в палату вошла медсестра, чтобы замерить мне давление и напомнить о приёме витаминов. Мне разрешили переодеться из больничной одежды в свою пижаму, и я поспешила принять душ, после которого мне стало гораздо лучше, как будто я смыла с себя весь нахлынувший из недр памяти негатив.

Остаток вечера мы с Каем смотрели фильмы и практически не разговаривали. Он лежал со мной на кровати, а на ночь передвинул диван и перебрался на него, чтобы мы могли спать рядом и в то же время не вогнать в краску вошедшего утром в палату врача. Удивительно, что место, где поселились боль и отчаяние, стало для меня романтическим.

Когда Кай пожелал мне спокойной ночи, я ещё долго не могла уснуть, потому что боялась больше не проснуться, и слушала его ровное дыхание. Как я и ожидала, сладких снов я не увидела, зато вспомнила кое-что очень важное, о чём не было написано в дневниках, потому что на тот момент я их ещё не вела. После процедуры стирания памяти я забыла это событие, поскольку оно было потрясением для меня, даже, можно сказать, детской травмой, но удивительные последствия того стоили.