Безвинная

Профессор Рэндольф Лайалл обычно придерживался ночного графика, но весь день перед полнолунием он не спал, а занимался расследованием. Увы, сведения, полученные от Айви Танстелл, только усложнили дело. Растущее количество загадок начинало угнетать. Пропасть часов ушла на проверку всей доступной информации и изучение всех документов БРП, в которых могли обнаружиться какие-то намеки, а в итоге местонахождение лорда Акелдамы и его трутней по-прежнему оставалось неизвестным, беременность Алексии представлялась теоретически невозможной, а лорд Коналл Маккон ни на что не годился. Альфа, вероятнее всего, полностью протрезвел, но, поскольку полнолуние приближалось, профессор Лайалл оставил его за решеткой — со строгими инструкциями клавигерам, чтобы никто не смел больше его выпускать, иначе будут неприятные последствия.

Сам профессор так увлекся расследованием, что едва не пропустил начало очередного срока лунного заключения. Личные помощники — камердинер и один из лакеев — ждали в вестибюле замка Вулси с выражением легкой паники на лицах. Они привыкли, что бета Вулси, самый просвещенный и кроткий из всей стаи, появляется за несколько часов до восхода луны.

— Прошу прощения, друзья.

— Все хорошо, сэр, но, как вы понимаете, мы должны принять необходимые меры предосторожности.

Профессор Лайалл, уже ощущавший на себе неумолимое действие луны, хотя она еще не показалась над горизонтом, послушно протянул запястья.

Камердинер со смущенным видом защелкнул на них серебряные наручники. За все годы службы ему еще никогда не приходилось сковывать руки профессору Лайаллу.

Бета слегка улыбнулся ему:

— Не волнуйтесь, дружище. Даже лучшие из нас не избегнут этой участи.

После этого он мирно проследовал за обоими молодыми людьми вниз по лестнице, в подземелье, где уже сидели за решетками другие. По виду профессора невозможно было догадаться, что лишь железная дисциплина позволяет ему сохранять спокойствие. Из упрямства и гордости он противился превращению до последнего. После того как два клавигера протянули руки сквозь решетку и сняли с него наручники, после того как он скинул с себя превосходно сшитый костюм, он еще долго продолжал бороться с собой. Он делал это ради них, потому что они не ушли наверх, а остались стоять у дальней стены вместе с первой сменой наблюдателей. Бедные юнцы — теперь им предстоит увидеть, как сильные мира сего становятся рабами животного начала, понять, в какую цену им обойдется их стремление к бессмертию. Лайалл и сам не знал, кого ему больше жаль в это время месяца — их или себя. Это был все тот же извечный вопрос, кто страдает больше — джентльмен в небрежно завязанном галстуке или те, кто вынужден на него смотреть?

Это была последняя мысль профессора Лайалла перед тем, как боль, шум и лунное безумие поглотили его…

Он очнулся от криков лорда Маккона. Для профессора Лайалла такое пробуждение было настолько обычным делом, что подействовало почти успокаивающе. В этом звуке слышалась приятная знакомая мелодия заведенного порядка и привычного хода вещей.

— И кто, позвольте спросить, альфа в этой чертовой стае? — рев доносился даже сквозь толстые каменные стены темницы.

— Вы, сэр, — откликнулся робкий голос.

— А кто сейчас отдает вам прямой приказ выпустить его из этой трижды клятой тюрьмы?

— Вы, сэр.

— И кто же при всем при этом до сих пор сидит под замком?

— Тоже вы, сэр.

— Но вы почему-то не видите здесь противоречия.

— Профессор Лайалл сказал…

— В задницу профессора Лайалла!

— Так точно, сэр.

Лайалл зевнул и потянулся. В полнолуние тело всегда немного деревянное — когда с воем бегаешь по камере, натыкаясь на все подряд, это даром не проходит. Конечно, никакого необратимого вреда временное безумие ему не причинило, однако мышечную память о таком унизительном поведении не могли стереть даже сутки сна. Это было похоже на пробуждение после долгой ночи очень, очень тяжелого пьянства.

Клавигеры, заметив, что бета проснулся, мигом отперли дверь и вошли в камеру. Лакей принес чашку превосходного горячего чая с молоком и блюдо с сырой рыбой, посыпанной сверху мелко нарезанной мятой. У профессора Лайалла были необычные вкусы в отношении рыбных блюд, но слуги быстро привыкли к этой его причуде. Мята, разумеется, требовалась для того, чтобы помочь избавиться от стойкого волчьего запаха изо рта. Профессор перекусил немного, пока слуга одевал его: прекрасные брюки из мягкого твида — глоток чая, белоснежная рубашка — кусочек рыбы, шоколадного цвета парчовый жилет — еще один глоток чая, и так далее.

К тому времени как Лайалл покончил с гигиеническими процедурами, лорд Маккон почти (но только почти) убедил своих клавигеров выпустить его. Вид у молодых людей был слегка запуганный, и они, очевидно, сочли за лучшее хотя бы передать ему какую-никакую одежду. То, что альфа проделал с этой одеждой, отдаленно напоминало использование ее по назначению, но по крайней мере теперь он расхаживал по камере и орал на охрану не совсем нагишом.

Профессор Лайалл подошел к камере его светлости, с невозмутимым видом поправляя манжеты на рубашке.