Безвластная

- Ты убил, - отпрянула Алисия. – Растоптал меня…

- Ты не можешь быть унижена сексом со своим хозяином. Это естественно.

- У меня нет хозяев, - сжала кулаки Алисия. – Я думала, что смогу, но…

- Мы отправимся ужинать к твоим родителям и возможно, ты передумаешь, - строго сказал Нил. – Эл, - он схватил девушку под руку и потащил за собой. – Меня очень просто разозлить. Я не хочу злиться на тебя, но я очень устал от твоей упертости. Я хочу, чтобы ты осознала, что все будет хорошо, если только ты будешь себя так вести. Будет плохо, очень плохо, если ты меня разочаруешь. Я уничтожу весь округ, раздам все души своим друзьям, а тебя я сломаю по-настоящему. Уничтожу и заставлю пресмыкаться. Тебе это не надо и мне тоже. Не зли демона.

***

Как обещал Арвичи, он посветил весь день своей душе. Он ходил с ней по магазинам, то и дело, оформляя доставку в новый дом Алисии. После покупки нового гардероба, мужчина не поленился ждать, пока парикмахеры не исполнят какое-нибудь чудо с волосами девушки. Позже он заставил её переодеться прямо в магазине, чтобы не ходить больше в дешевом тряпье.

- Я не перестаю восхищаться тобой, - рассматривая Алисию, улыбался Нил. – Только здесь белье лишнее.

Мужчина присел на корточки и, запустив руки под подол облегающего шелкового платья, стянул вниз трусики. Продавщица, что стояла рядом, закусила губу, чтоб не рассмеяться. Алисия послушно отошла в сторону, позволив своему хозяину оценить итог преображения.

- Я хочу тебя, но здесь нет ни одного достойного помещения, - коснулся он её лица. – Ничего, наверстаем дома, - мужчина обернулся к продавщице и, кинув ей трусы, отправился к кассе, - это тоже запакуйте, - кивнул он на стопку упаковок с нижнем бельем.

Алисия, боясь смотреть на себя в зеркало, пошла следом. Ей ничего не оставалось, как слушаться своего мучителя и стараться улыбаться. Его это явно напрягало. Уже на улице, он остановился и, развернув к себе девушку, посмотрел ей в глаза.

- Я зря стараюсь? – спросил он, и Алисия отрицательно покачала головой. – Тогда где твоя улыбка?

- Помоги мне, - зажмурилась она, сдерживая слезы. – У меня не получается. Сделай так, чтобы я забыла то, что ты сделал. Помоги думать что-то хорошее о тебе.

- Это оставит на тебе очередной след, - продолжая поглаживать лицо Алисии, пояснил Нил. – Мое воздействие губительно. Оно уничтожает в тебе человеческое.

- Наплевать, - посмотрела она ему в глаза. – Сделай это.

- Я хочу, чтобы ты сама справилась, моя маленькая Эл, - поцеловал он её в нос. – Сломай себя, я хочу это видеть.

- Для чего? – вцепилась в его пиджак девушка. Казалось, что если отпустит – упадет.

- Мне нравится это, - провел он руками по её телу. – Мы сейчас идем в твой дом. Там тебе станет легче.

Всю дорогу до дома Алисия молчала. Такой подавленной она себя еще никогда не ощущала. Она никому не позволяла себя унижать, а здесь… сразу в грязь без шансов отмыться. Ступив на порог, Алисия замерла в дверях. Она испуганно изучала пол, где лежали родители. Ни следа. Ноги просто не слушались.

- Ностальгируешь? – аккуратно подтолкнули её в спину, и пришлось зайти в дом. Несвойственная пустота. Захотелось бежать прочь, но тело окаменело. Алисия вновь оказалась в путах своего мучителя.

Медленно пройдясь по гостиной, мужчина уселся на диван, уставившись на Алисию. Девушка молча ждала, что будет дальше. Теперь было точно не до улыбок. Предчувствие чего-то страшного, заставляло содрогаться все внутренности.

- Хорошо, ты не дотянула до того, чтобы твои воспитатели вернулись, но я уже заплатил за это. Отказываться глупо, но тебе придется заплатить еще дороже. Я говорил, что меня лучше не злить, потому что я умею ломать. Тебя сегодня упаковали в хорошую обертку, и я не хочу её портить. Мне нравится твоя внешность, мне нравится чистое тело без синяков и ссадин. А вот раненые души… - мужчина сел поудобней, а Алисия стиснула зубы. – Воспитатели… ты спросила, почему я так их назвал. Давай я тебе расскажу, моя маленькая Эл, но в их присутствии.

В гостиной появились родители, и Алисия попыталась вырваться из невидимых пут. Ничего не вышло. Мама и папа так же не могли ни сказать, ни пошевелиться.