Безвозвратно утраченная леворукость

Бабушка, Дед, Отец, Епископ и жена его, когда они сидели в большой комнате на тех же, что и обычно, стульях и в тех же, что и обычно, креслах, разговаривая о городских лютеранах, неизменно дополняли фамилию соответствующим номером дома. Чешляр номер такой-то. Чиж номер такой-то. Пильх номер такой-то, говорили они. Я стоял в сенях под другой, вечно закрытой дверью, и в руках у меня тогда было то же, что и сегодня: тетрадка и карандаш. Я все еще там, я все еще слышу неясные голоса, и почерк мой все еще неразборчив. Я не знаю ни цифр, ни имен и должен терпеливо ждать. И лишь через много лет я услышу все это более отчетливо, начну догадываться о последовательности событий, установлю никому не нужную дату строительства дома, выясню, где кто жил и когда что было сказано, и запишу все это правой рукой в фатальной тетрадке. И познаю мимолетное удовлетворение ремесленника, в поте лица толкущего воду в ступе…

Поминки по футболу

Порой мне кажется, что футбол умер, исчез, перестал существовать. Мне кажется, что все стадионы мира закрыты, ликвидированы, футбольные поля вспаханы (по штрафной площадке за плугом идет пахарь, над ним звенит жаворонок), все лиги расформированы, бутсы повешены на гвоздь. Человечество внезапно, в одночасье, словно пораженное каким-то антифутбольным ударом или зараженное какой-то бациллой, вырабатывающей иммунитет против футбола, перестало в футбол играть и футболом интересоваться. Белой азиатской травой поросли ворота и почетные трибуны.

Сны у меня тоже кошмарные, я часто кричу по ночам, мне снится, что я сижу на скамейке запасных, я уже готов, уже размялся, уже оделся, на мне полосатая красно-белая майка, длинные черные трусы и щитки на голенях и коленках, я вот-вот должен выйти на поле и в соответствии со своими способностями решить судьбу матча; тренер с лицом Кшиштофа Козловского[31] наклоняется надо мной и говорит: «Ежи, теперь ты». И я встаю со скамейки запасных и уже готов, как разъяренный зверь, броситься в бой, но не могу, мои ноги будто ватные, будто связаны. И поле вдруг ни с того ни с сего начинает вздыматься, точно разбушевавшееся море, я веду мяч между скрытыми в траве руинами, готовлюсь к удару, и — совсем как наяву — у меня ничего не получается.