Безвременье и временщики. Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-е — 1760-е годы)

Между других рекомендательных писем было при мне одно к находившемуся тогда в Женеве французскому резиденту господину де-ла-Клозюру, что всеконечно к великой моей пользе служить могло, если б я прилежнее стал искать обхождения с сим тонким благонравным и разумным мужем; но стыдливое свойство, принятое мною в рижской школе, где все мои товарищи вообще низкого происхождения были, произвело, что я сделался застенчив и некоторым образом убегал людей меня постарее или таких мужей, которых считал несравненно разумнее себя. Ежедневное обращение с большою частию, так сказать, невышлифованных англичан и других подобных им молодых людей, в коих обществе в праздные часы учился я чрез кусты и рвы скакать, отвлекло меня от беседы с мужами превосходных качеств и от обхождения с благонравными женщинами совершенно, так что я оттого нерадиво стал посещать школы и мало успевал в светском обращении, и потому самому, спустя много времени, принужден был в обществах между открытых и оживленных людей играть прежалкую роль немого.

Осенью 1727 года получил я печальное известие о скоропостижной кончине моей матери, которая за добродетель и за похвальные качества свои общественно была почитаема.

Вскоре потом прислал ко мне отец мой радостное известие, что императрица Екатерина пожаловала ему новоустановленный орден Св. Александра Невского и сверх того в подарок несколько тысяч рублей.

В апреле того же года получил я от отца моего приказание поехать в Италию. И так в начале мая отправился я в сообществе двух англичан и одного немца из Женевы в Турин.

Здесь в короткое пребывание мое успел я познакомиться токмо с фельдмаршалом Ребиндером, который был урожденный лифляндец, с французским посланником господином Камбизом и с английским министром господином Геджесом.

Не прожил я в Турине и одного месяца, как пришло туда известие, что императрица Екатерина скончалась и Петр Второй вступил на престол. Между тем как я обольщался приятными мыслями обозреть достопамятности Италии, отписал ко мне отец мой, чтобы я как можно скорее поспешил в Санкт-Петербург.

Но когда он позабыл прислать ко мне вексель и у меня для толь дальнего пути денег недоставало, то я нашелся принужденным с остальными червонцами возвратиться в Женеву и там занять потребную сумму за поручительством бывшего моего хозяина господина Галлатина; он склонился охотно к сему, и как я предложил о том прежнему моему банкиру, то сей отвечал, что ему не надобен упомянутый поручитель, который хотя и честный человек, но долгов больше, нежели достатка имеет, и для того лучше верить моему честному лицу, и даст сколько нужно мне денег для продолжения пути моего, почему и отпустил он мне на месте триста талеров испанскими пистолями.

И так поехал я чрез Берн и Вазель в Страсбург и оттуда чрез Баден в Эттинген, посетил там вдругорядь покойную мою бабушку и тетку госпожу Ласперг; имел также честь свидетельствовать мое почтение князю Эттингемскому и у него обедать. Я показывал ему разные рисунки, сделанные мною в Женеве. Напротив чего он приказал принести свой план крепости Филиппсбургской, где он был губернатором, и изъяснял все свои проекты относительно поправления укреплений оной, а произведение сей работы остановилось единственно за неотпуском денег из имперской казны. Из Эттингена отправился я к моей тетке госпоже Уинсберг, которая тогда в деревне жила, а от нее в Аншпах, где госпоже маркграфине и ее сыну вторично засвидетельствовав мое почтение, продолжал свой путь далее.

По приезде в Берлин проведал я от российскаго министра графа Головкина, что отец мой пожалован генерал-поручиком и шефом инженернаго корпуса и сверх того от императора Петра II даны ему земли в Лифляндии в потомственное владение. Королю был я вдругорядь представлен на парадной площади и имел тут честь в первый раз подведен быть к наследному принцу, ныне владеющему королю прусскому Фридриху II; отсюда поехал я далее чрез Гданьск и Кенигсберг в Ригу и прибыл в начале августа в Санкт-Петербург.

Отец мой находился в ту пору при Ладожском канале, так что из моих родных застал я в Петербурге одну токмо старшую сестру мою, которая была у ее высочества великой княжны Елисаветы Петровны фрейлиною. Однако же, коль скоро отец мой о моем приезде известился, приехал он тотчас в город.

Римско-императорский министр граф Рабутин, который с достославным успехом, незадолго до кончины императрицы Екатерины I, заключил в 1726 году между российским и венским дворами известный союзнический трактат, по силе которого Карл VI в случае нападения на него имеет получать от России тридцать тысяч человек вспомогательного войска, обретался тогда еще в Санкт-Петербурге и, будучи сопряжен узами искренней дружбы с моим отцом, согласился по прошению сего взять меня к себе и употреблять к посольским делам. Но по приезде моем лежал он при смерти болен и несколько дней спустя потом умер, и как чрез то означенное намерение испровергнулось, то отец мой вместе со мною возвратился к каналу, который нашел я больше нежели наполовину отделанным.