Безвременье

— А вы,— говорит, — позвольте ваш носовой платочек, я керосином надушу, — не извольте беспокоиться, компания на запах соберётся. Такая реализация произойдёт!

И действительно.

Подушил. Сижу. Начали собираться и всё воздух нюхают, всё нюхают.

— Чёрт, — говорит, — знает, откуда это так пахнет. Даже аппетит разыгрывается.

Как вдруг входит господин. Величественный такой. Потянул носом, даже в лице переменился.

— Али, — кричит, — кто из Баку приехал?

— Из Баку, — столоначальник говорит, — никого.

— А почему в воздухе так пахнет?

— Это, — говорит, — вот от них дух идёт!

Величественный господин прямо ко мне. Глаза горят. Даже «здравствуйте» не сказал.

— Почему запах?

— Залежи, — говорю, — нефтяные у меня…

— Где? — спрашивает, а у самого голос так и дрожит, так и дрожит. — В Баку? Где?

— Зачем, — говорю, — в Баку. В Рязанской губернии. У меня в усадьбе… Кладовка… огурцы… трава… лампа… в конце июля обнаружилось…

Разъяснил, как следует, — как вскочит:

— Дурак! — кричит. — Подлец! — кричит. — Разбойник! Негодяй! Невежа! Изменник!

— Позвольте, — говорю, — не имею чести знать вашего имени, отчества…

— У него, — говорит, — у олуха, нефтяные залежи, — а он, пентюх, с июля дома, в Рязанской губернии, киснет! Тут люди без дела сидят, без хлеба, — а он там ходит и только нюхает. Да как же ты не подлец после этого? Да ты бы раньше-то. Да мы бы в этот месяц такое оживление промышленности создали, — святых вон выноси! Запищала бы у нас твоя Рязанская губерния!

И сейчас ещё четверых таких же предприимчивых людей к столу пригласил.

Сейчас же, тут же, на оборотной стороне счёта, и подсчёт сделали. Перво-наперво учредительские акции. Тому сто, тому тысячу. Что-то много у них вышло. Мне пятьсот дали.

— Учредительская акция — это всё!

Сейчас этот подсчёт на обороте другого счёта переписали и мне один экземпляр дали.

— Храни, — говорит, — эту бумажку, как зеницу ока! — Теперь твоё дело в шляпе!

А сами за головы схватились и даже застонали.

— Ах, — стонут, — если бы Гольденберг жив был! Прямо Гольденбергское дело!

— А кто такой, — робко спрашиваю, — Гольденберг был?

Даже воззрились.

— Гольденберг?! — говорят. — Да если б Гольденберг жив был, — ты бы уж сейчас миллионером был! Из-за стола не выходя!

— А другого, — говорю, — Гольденберга нету?

— Другого! Он говорит — другого! Гольденберги родятся веками! Человечество сто лет беременно бывает, пока Гольденберга родит. А впрочем, и теперь люди есть. Не бойся! Будет взмылено!

Ничего не понимаю, но кажется, моё дело в хороших руках.

Всю ночь мне во сне Гольденберг снился и что-то мылил. Даже соседи в стенку стучали: кричал во сне шибко, снилось, что будто в мыльной пене тону.

31-го августа.

Дела — фурор! Величественно идут дела.

Прихожу сегодня в Кюба, на заседание по оживлению отечественной промышленности, встречают:

— Пей «Монополь»! Акции уж на 50 рублей выше номинала стоять!

— Да как же, — говорю, — они стоять могут, ежели их ещё нету?

— А это уж, — говорят, — не твоё дело. Пей и молчи. Молчи и пей. В этом оживление промышленности и состоит.

На 50 рублей. И это — Гольденберга нет! Что же было бы, если б Гольденберг был жив?

Высказал эту мысль одному из компаньонов.

Тот даже заплакал:

— Если б Гольденберг был?!

Приказал поднять штору и показал мне пальцем на улицу:

— Видишь людей?

— Вижу! — говорю.

— Ну, так вот! — говорит. — Все бы эти люди уж без исподнего ходили! Понял? Вот что бы было.

Опять кричал во сне, — видел всю ночь Гольденберга.

1-го сентября.

Предварительные записи на акции поднялись ещё на 75 рублей. Успех колоссальный! Многие уж капиталистами сделались. И что замечательно, — никто у себя в руках не оставляет, все только друг с друга разницу берут.

Тем не менее, был огорчён беседой с одним московским мануфактурщиком.

Миткалевое у него дело.

Личность величественная, но разговор неприятный.

Предложили ему на тысячу акций предварительно записаться:

— Пока не тесно!

Говорит:

— Тысячу-с не тысячу, а одну акцию возьму охотно. Больше для того, чтоб в зал заседаний иметь право войти, — будто бы гражданский истец, — когда вас судить будут. А то теперь оченно трудно-с в зал заседаний попасть-с!

— Позвольте! — говорю. — Как в зал заседаний! Дело солидное. Капиталисты принимают участие.

— Помилуйте-с, — говорит, — какие же у вас в Петербурге капиталисты-с? У вас ежели человек хорошую марку красного вина пьёт, — так он и капиталист! А только я так замечаю, что многие за последнее время с красного вина на пиво перешли… А впрочем, я что же-с? Услужающий, дай мне и господам шесть бутылок «Монополя-сэк». Пусть промышленность оживляют, а я послушаю. Я люблю это! Забавно-с.

Пренеприятная личность.

А впрочем, как мне один из компаньонов сказал:

— Что его слушать? Сам потом плакать будет, что миллионы мимо носа проплыли.

Вот рад буду, когда он заплачет! Вот рад буду!

2-го сентября.

Вот сегодня истинно приятно провёл время. И акции ещё на 50 рублей поднялись и с графом с одним познакомился. Настоящий граф! Не только потому «сиятельством» зовут, что хорошее красное спрашивает.

Величественная личность.