Безвыходных положений не бывает

– Москва, – повторил командир. – Так мы назы­ваем эту вершину на хребте Петра Первого.

Я поклонился Москве и Петру Первому. Остроко­нечные белые шапки вонзались в небо. Безжизненное безмолвие… И только где-то далеко внизу кое-где мелькали зеленые полоски. И казалось, что они – это случайное, что единственно сущее – это горы, непо­стижимо огромные каменные тела, словно сошедшие с иллюстраций к фантастическим романам. Командир показал вниз, где скрещивались две причудливые чер­ные полоски. Это сливались реки Вахш и Сурхоб, и вниз стремился уже один бурный Вахш, чтобы дать ток будущей Нурекской ГЭС и вместе с родным братом Пянджем образовать Амударью.

Навстречу летит крохотная стрекозка. Наш самолет покачивает крыльями и, сделав встречному Ан-2 этот изящный реверанс, берет курс на Пяндж. И мы летим в долине этой реки. Налево – Советский Союз, напра­во – Афганистан. Два мира, разделенные серо-зеленой полоской стремительного, полноводного Пянджа… Два крохотных спичечных коробка – это одна из са­мых высокогорных в стране метеостанций. Привет, друзья! Спасибо за погоду!

Горы, щетинясь зубчатыми пиками и острыми гра­нями, вонзаются в небо рядом с самолетом. Мы летим совсем рядом с ними. Это величественно, торжествен­но и немножко страшно.

– Погодите, – усмехается командир, – впереди еще Рушанское окно. А сейчас, между прочим, нале­во – пик Коммунизма.

Все грандиозное, из ряда вон выходящее всегда вол­нует, и минут десять я как завороженный провожал глазами это чудо природы, величайшую горную вершину нашей страны. Все никло перед этим семи– и пяти­километровым исполином, даже экзотическая гора Верблюд, действительно очень похожая на популярное животное, даже ледник Медвежий, который недавно расшалился и унес с Ванчского аэродрома ночевавший там самолет.

– Говорят, где-то в этих местах прогуливался со своей компанией головорезов Александр Македон­ский, – прерывает мои размышления командир.

Я внимательно посмотрел вниз, но, честно призна­юсь, следов легендарного завоевателя мне обнаружить не удалось. Видимо, их занесло снегом.

Мы летим по ущелью реки Пяндж. Здесь – шутки в сторону, оба пилота серьезны и сосредоточенны. Один неосторожный поворот штурвала, и возможен «поце­луй с горой». Сжатый с двух сторон каменными масси­вами, красавец Ил-14 кажется хрупкой детской игруш­кой.

– Рушанское окно, – слышу я голос командира. Теперь я понимаю, почему на Памир нельзя лететь, если на воздушной трассе хоть одно облачко. Самолет стремительно несется между скалами, едва, кажется, не задевая их плоскостями. Это длится минуту, это длится вечность.

Еще минут десять – и самолет идет на посадку. Простая земляная площадка, раза в два больше фут­больного поля, – это и есть транспортное сердце Па­мира – Хорогский аэродром. Навстречу бросаются встречающие. Я пожимаю руки пилотам, мужествен­ным людям, для которых эти экзотические перелеты – обыкновенная работа.

Такова дорога на Хорог.

МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ В ПУТЬ

Виктор Никифорович, мой гостеприимный хозяин, на прощанье сказал: «Мальчик, вздохнув с облегчением, немедленно превращается в самого обыкновенного дьяволенка».

Так вел себя и наш «газик». Он степенно выехал за ворота, высококультурно прокатился еще метров двес­ти и, оказавшись вне поля зрения начальства, рванулся вперед со скоростью тысяча километров в час.

– Наконец-то поездим по-человечески, – радостно заявил Витя.

– С ветерком, – восторженно поддержал Миша.

– Но все-таки… – назидательно начал я.

– Когда в Москве шофер нарушает правила движе­ния, его штрафуют. На Памире к такому шоферу отно­сятся по-иному: ему ставят памятник. Вопросы есть?

Экипаж машины ГАЗ-69 – водитель Виктор Зелен­цов, механик-фотограф Михаил Дмитриев и стар­шой – корреспондент Владимир Санин – восприняли напутствие по-разному. Водитель Витя погладил ба­ранку, ухмыльнулся и подмигнул фотографу. Фотограф Миша погладил свой «Киев» и подмигнул водителю Вите. Что же касается меня, то я слегка встревожился и твердо решил не спускать глаз со спидометра.

Я близко знаю одного хорошо воспитанного маль­чика, который с умильной физиономией выслушивает распоряжения и послушно отвечает: «Да, папа. Конеч­но, папа!» Но папа уходит, и…

– Безусловно, безусловно! – хором воскликнули Витя и Миша.

Это меня не очень успокоило, и вот почему.

ЧТО ТАКОЕ ПАМИРСКАЯ ДОРОГА

Представьте себе узкую двух-трехметровую ленту, ны­ряющую в горах, словно во время пятибалльного штор­ма на море. С одной стороны ленты – километровая каменная стена, а с другой – совсем наоборот: пустота. Точнее, пропасть, на дне которой извивается стреми­тельный Пяндж. Каждые сто – двести метров лента круто разворачивается, падает вниз или устремляется ввысь. Это и есть дорога, связывающая город Хорог с районными центрами и кишлаками Памира.

Как видите, эта дорога менее благоустроена, чем ав­тострада Москва – Симферополь. Теперь несколько экзотических подробностей.