Безвыходных положений не бывает

Однако излечился я от любви при обстоятельствах, которые до сих пор не могу вспомнить без содрогания. После оттепели начался гололед, и улицу то и дело ог­лашали вопли неудачников, устилавших обледенелый асфальт своими телами. Мы с Федькой прокатывались на ледяной дорожке возле почты, с завистью погляды­вая на марширующих по улице румяных красноармей­цев. Сделав неудачный пируэт, я рухнул под ноги вы­бежавшей из почты женщине, которая в силу инерции влетела головой в сугроб и застряла в нем в позе, вы­звавшей у красноармейцев чрезвычайно веселое ожив­ление. Они помогли женщине выбраться, и Вера Васильевна – а то была она – подарила мне такой взгляд, от которого моя душа стремительно ушла в пятки.

Спустя некоторое время душа возвратилась, а лю­бовь – увы! – исчезла. И сколько я сам с собой ни бился, все было кончено: отныне Веру Васильевну я видел только торчащей из сугроба и нелепо дрыгающей ногами, а это не тот образ, который стоял перед Данте, когда он выдумывал свою Беатриче.

Так печально и глупо закончилась моя первая лю­бовь.

ЗНАМЕНИТАЯ 623-я

В Москве, неподалеку от Сокольников, до сих пор сто­ит огромное здание, образующее замкнутый прямо­угольник. Когда-то в нем жили монахи, прославив­шиеся добродетельным образом жизни и целомудрием, поскольку толстые каменные стены и солидный забор надежно охраняли святых людей от мирских соблазнов. После революции монахи разбежались, сея панику сре­ди окрестного женского населения, и спустя некоторое время цитадель святости и непорочности была превра­щена в студенческое общежитие. В кельях, из которых монахи изгоняли дьявола, поселились бесшабашные ребята, которые усердно набивали головы безбожным материализмом, а животы – перловой кашей, играли на гитарах, влюблялись и лихо отплясывали чечетку там, где божьи люди, набивая на лбах синяки, клянчи­ли у Господа обещание вечного блаженства.

После войны я поступил на экономический факуль­тет университета и поселился в общежитии. В то время я не был еще тем в высшей степени положительным человеком, каковым являюсь теперь, и без всякого со­противления позволил новым друзьям вовлечь себя в бешено бурлящий водоворот, законы которого еще не изучены наукой и который в просторечье называется студенческой жизнью. Мы были молоды, жизнь нас опьяняла, и если от чего-либо страдали, так только лишь от вечно неудовлетворенного аппетита. Мы – это восемь обитателей 625-й комнаты, которую в тече­ние двух лет старались обходить стороной не только комендант и уборщицы, но и друзья-студенты со всех четырех этажей общежития. Мы были очень дружны, и это был как раз тот случай, когда дружба подчиненных приводит в отчаяние начальство. Долгое время нас тщетно пытались расселить по другим комнатам и в ка­честве организующего и направляющего начала подсе­ляли других студентов, которые на первых порах пыта­лись лить холодную воду на горячие головы своих сосе­дей, а кончали тем, что под влиянием коллектива пре­вращались в авторов самых дьявольских проделок, которыми славилась знаменитая 625-я.

С тех пор прошло двадцать лет, и, если я назову под­линные фамилии моих прежних друзей, это вызовет скандал в учебных заведениях и организациях, которые они возглавляют. Теперь мои друзья, в большинстве своем потерявшие прически и в некоторых случаях чувство юмора, вряд ли способны проводить ток в дверные ручки, чтобы насладиться визгом отброшен­ного на несколько шагов специально приглашенного гостя. Зачем это делать теперь, когда посетителю прос­то можно передать через секретаря, чтобы пришел не­дельку спустя – результат примерно такой же.

Признанным руководителем нашего сплоченного коллектива был Володя Шелехов, донской казак, кра­савец и умница, как две капли воды похожий на Григо­рия Мелехова, – сравнение, которое я делаю со спо­койной совестью, так как фотографий шолоховского героя не сохранилось. Володя, бывший лейтенант-ар­тиллерист, случайно попал на экономический факуль­тет. В нем жил великий изобретатель, мастер потрясаю­щих розыгрышей, Фанфан-Тюльпан. Острые ситуации он создавал буквально на ровном месте. Лекции по экономике сельского хозяйства Володя на ходу конс­пектировал стихами, тут же иллюстрируя их рисунками и пуская по аудитории, что превращало лекции масти­того профессора в эстрадный концерт. За целый се­местр профессор так и не понял, почему его научные тезисы, окаймленные безупречными цитатами класси­ков, вызывают сдавленный смех аудитории. У профес­сора была одна навязчивая идея: он требовал, чтобы каждый студент знал, что такое нетель. Он расцветал, когда ему отвечали, что нетель – это нерожалая коро­ва, и однажды справедливо лишил стипендии невеже­ственную студентку, которая заявила, что нетель – это кастрированный баран. Тогда Володя нарисовал не­тель – изящную коровенку с томным кокетливым взо­ром – и пустил рисунок по факультету. Отныне нетель была навеки дискредитирована.