Он присаживается рядом на корточки, достает свой платок. Пальцы на моем запястье смыкаются накрепко, но движения, которыми Ашес стирает кровь, мягкие, словно он изо всех сил старается не причинить мне боль.
— Надо было ему яйца отбить, - сокрушенно бормочет кронпринц, складывая платок в подобие жгута и перевязывая мою руку ниже браслета. – Ох, прости мою грубость, эстрани.
Конечно, если вы благородная наследница Старшей крови, то нельзя хихикать над подобными высказываниями, которые уместны среди солдатской братии, но никак не в разговоре тет-а-тет. Но я все-таки Безымянная, так что без стеснения, от всей души, хихикаю над его злостью. Небольшая порция расслабления после напряженного и переполненного странными разговорами дня.
— Прости, что не могу открыто за тебя заступиться, Йоэль, - бормочет Ашес. Складывает руки у меня на коленях и упирается в них лбом. – Ненавижу чувствовать себя таким беспомощным.
— Ни один мужчина никогда не вступался за меня, - шепотом признаюсь я. И почему вдруг голос сел? И что это за бестолковое иррациональное желание расплакаться? Я же не кисейная барышня. – И точно не обещал оторвать обидчику… мужскую гордость!
— Мужскую гордость? – Плечи Ашеса неуверенно дергаются вверх, опускаются – и поднимаются снова. Мой ненаглядный кронпринц тоже посмеивается. – Ох, эстрани, ты просто само очарование.
— А как же, особенно без каменных-то сапог! Теперь дожить бы до какого-нибудь бала – и стоптать три пары башмаков на танцах.
Ашес поднимает голову, смотрит на меня глазами Глера-библиотекаря, но я все-равно вижу его настоящий облик. Оказывается, моя память волшебным образом способна воспроизводить даже самые незначительные детали его внешности. И для этого даже глаза закрывать не нужно.
— Дядин источник сказал, что Ниберу собирается лично возглавить отряд, чтобы подавить восстание в Саронге. Это – мой единственный шанс, Йоэль.
Я может и Безымянная, но не бестолковая, и прекрасно слышу то, что сквозит между строк. Мой ненаглядный Ашес собирается захватить своего брата-императора. То есть, сделать то, что в свое время сделал Ниберу – взять власть силой. Саронг – это далековато. И «небольшой отряд» императора – это вооруженные до зубов вышколенные воины из его личной охраны. Может быть, мой Ашес неподражаемый воин и не знал поражений на поле боя, но похищение императора – это не бой лицом к лицу. Здесь без удачи за пазухой никак.
— Когда? – спрашиваю я, подавляя острое желание сдернуть с него проклятый ошейник и заглянуть в глаза цвета лавы.
— Через пару дней. Остались верные мне генералы, и им нужно время, чтобы подготовиться. Ты же понимаешь, что схватить засранца Ниберу – только половина дела.
Конечно, я понимаю. Обезглавленная империя – как обезглавленная Гидра. На месте отрубленной головы тут же отрастет три новых. Любой тщеславный отпрыск Старшей крови попытает свое счастье – так уж мы устроены. Порядочность у нас не в чести, равно как и верность.
— Поужинаешь со мной, эстрани? Перед отъездом.
Я бы согласилась пойти за ним по битому стеклу и нырнуть в серпентарий, но просто невнятно бормочу: «Конечно, мой принц».
Почему во всех этих книгах о любви ничего не пишут о том, как больно отпускать того, кого только что заново нашла?
Глава тридцать третья
Глава тридцать третья
Гром, как вы знаете, гремит среди ясного неба. Именно таково его предназначение. Но у Взошедших что-то там пошло не так, и в простую очередность закралась досадная ошибка, поэтому большинство простых смертных думает, что его основное предназначение – сопровождать молнии и сулить проклятия на головы лгунов.
Вот вчера, например, все сработало как надо: между третьей и четвертой парой громыхнуло так, что и словами не передать - нашлась Рора!
Слава Взошедшим, живая, но избитая, со сломанной рукой и огромной раной на голове.
Сначала ее целые сутки допрашивали люди из комиссии, которая занималась расследованием убийства студентов. Ашес потихоньку шепнул, что ректору не оставили выбора, кроме как согласиться на применение к студентке допроса.
Меня к ней вообще не собирались пускать, как бы сильно я не оббивала пороги, но, к счастью, Рора позвала сама. Как никак, а мы с ней почти что настоящие подруги.
Я присаживаюсь на табурет у койки, пытаясь представить, что могло случиться. Беднягу перемотали бинтами чуть не с ног до головы. Даже я в каменных сапогах не казалась такой немощной, как она.
— Йоэль, - Рора криво улыбается разбитыми губами и издает странный звук, видимо, означающий смех.
— И не воображай, что я буду над тобой рыдать, - стараясь казаться строгой, предупреждаю я, но все-таки не очень старательно прячу улыбку.