Безымянная могила

Смеркалось. В окрестных домах замерцали лампады. На улице начиналась обычная предвечерняя суета: пастух гнал овечье стадо, брели с поклажей ослы, мальчишки, крича, погоняли их палками, женщины несли на плече кувшины с водой, шли мужчины, неторопливо беседуя, устало опустив плечи, перед ними шагал верблюд с огромными тюками; все как в Иерусалиме, подумал Дидим. Он разглядывал дом напротив; в окнах было темно, у входа стояла женщина, глядя то в одну сторону, то в другую, словно ждала кого-то. Значит, это и есть дом Иуды, подумал Дидим; точно такой, каким его описал Анания... Женщина, что стояла у входа, немного погодя скрылась внутри, в доме загорелся огонек лампады; потом появился мужчина, затем женщина под покрывалом, еще две женщины, еще трое мужчин.

- Ты есть-пить не хочешь? - спросила старуха, что-то жуя; когда она открывала рот, видно было, что зубов у нее всего два-три от силы. Циновку мог бы в сенях постелить: на улице спать - для этого на ночлег проситься не нужно.

- Зато здесь я никому не мешаю, - оправдывался Димим. - Если дадите поесть что-нибудь, буду благодарен.

- Фруктов могу принести, мы люди бедные.

- И за то спасибо скажу. - Дидим попробовал улыбнуться.

Старуха, шаркая стоптанными сандалиями, ушла; к дому напротив подходили все новые люди; внутри они, видимо, садились вокруг лампады: блики ее светились в окнах все более смутно. Стало быть, в этот дом был принесен Савл, снова вспомнил Дидим рассказ Анании. О прибытии Савла было известно, надежные люди сообщили об этом из Иерусалима. Анания поджидал его у деревни Кокеб с одним молодым парнем, которого нанял для этого случая. Договоренность была такая:

с Савлом ничего серьезного не должно случиться, он только сознание потеряет.

Парень спрятался, завернул камень в тряпицу - и угодил Савлу точно в лоб.

Тот упал. Анания велел завязать Савлу глаза, и так, без чувств, его доставили в этот самый дом. Повязку с глаз у него не сняли и после того, как он очнулся: сказали, иначе нельзя, ослепнет. И Анания днем и ночью сидел рядом с ним, убеждал его в пагубности фанатизма, внушал истины Иисуса - пока не удостоверился, что цель полностью достигнута... Дидим все смотрел и смотрел на дом: значит, все это произошло здесь.

Старуха вышла, со стоном нагнулась, поставила на циновку блюдо. В блюде были фрукты и кусочек хлеба.

- Больше дать не могу, это все, что есть, остальное нужно семье.

- Спаси тебя Бог, - сказал Дидим, принимаясь жевать финик с хлебом.

Старуха стояла в дверях, смотрела, как Дидим, не сводя глаз с дома напротив, ест.

- Ты сам-то откуда? - спросила она.

- Из Иерусалима, - ответил Дидим. - Восьмой день в пути.

- Да-а, такая дорога не для моих ног, - заметила женщина, поправляя накидку.

- А до Индии еще сколько дней идти?

- Не знаю. Я многих спрашивал, никто так и не мог сказать точно.

Старуха покивала, обдумывая ответ, потом вынесла из дома скамеечку, поставила ее с другой стороны входа, села и стала опять смотреть на Дидима, как он ест, как наблюдает за домом через улицу.

- Не к ним ли направляешься? - спросила она, кивая в ту сторону.

- А кто они такие? - обернулся к ней Дидим.

- Перехитрить меня хочешь? - засмеялась старуха. - Я же вижу, ты глаз не сводишь с дома Иуды. Мне с первой минуты подозрительно было, что ты именно у меня решил на ночлег остаться, а циновку не в доме постелил, а на улице.

- Не веришь, что я в самом деле в Индию направляюсь? - принял вызов Дидим.

- Верю, не верю - мое дело. Но, уж коли на то пошло, скорей не верю. Думаю, братьев ты ищешь. Денег у тебя не так много, я сосчитала.

- Понемногу буду расходовать. Как-нибудь не умру.

- Зачем иудею в Индию? - все качала головой старуха. - Ты ведь, я вижу, иудей.

- Брата иду искать.

- Эти вот, - старуха опять показала на дом напротив, - тоже себя называют братьями. Иудеи, а поклоняются какому-то Иисусу, называют его Христом. Все делят меж собой поровну, даже деньги.

Дидим молча ел хлеб и фрукты.

- Не говори, что ничего про них не слыхал. Иисус тоже был иудей, его на кресте распяли в Иерусалиме, но он из мертвых воскрес. Он учил, чтобы люди помогали другим, жили друг с другом в мире. Это они мне сказали, братья.

Если ты и вправду из Иерусалима, должен об этом знать.

- Брат мой был учеником Иисуса, встречался с ним. Даже после того, как тот воскрес.

- Тогда ты мне все-таки неправду сказал: к этим ты пришел.

- Если бы к ним, то к ним бы и постучался, не к тебе.

Старуха качала головой все более недоверчиво.

- Скрываешь ты что-то, не верю я тебе. Ты что, не знал, что они тут живут?

- Откуда мне было знать? - Дидим смотрел на старуху чистыми, как у младенца, глазами. - Я в Христа не верю, я за братом своим иду в Индию.

- Тогда совсем я тебя не пойму, - сказала старуха. - Может, ты злое дело задумал против этих людей? Может, дом их поджечь собираешься?

- Зачем ты такое говоришь?

- А затем, что много тут нехорошего было. Тутошние иудеи по сей день ненавидят этих братьев. Были здесь ох какие драки, даже убийства были.