Безымянная в лисьей маске (СИ)

– Отпусти уже, мне в школу надо, – юноша тяжело дышал, и уже успел привыкнуть «человечности» и не обращал внимания на его поведение, посмотрев на большие часы и ужаснувшись, стрелки показывали то, что учеба давно закончилась. – Взгляни на стрелки – ходу нет, – Тсуна указала на часы на руке ГДК, последний посмотрел на часы: стрелки действительно не двигались, впрочем, как и на любых часах в этой комнате. – Тут время не идет? – спросил ГДК. – Догадливый, – прищурилась Тсуна – но, вообще-то, тут даже нет такого понятия, как время, в этой комнате сколько бы ты не находился ты вернешься обратно в тоже время когда ушел и не важно чем ты тут занимался и сколько «времени» так казать это заняло, и нужды в чем либо тут нет, хотя иногда нужны развлечения. – Отпусти уже, я все понял, ты не желаешь, чтобы к тебе прикасались другие люди, без твоего дозволения. – Хибари тяжел вздохнул. – Как, впрочем, и ты, – Тсуна погладила тыльной стороной ладони по щеке, на которой еще недавно красовалась кровоточащая ранка – если обещаешь, не дотронешься до меня и кошек. – Согласен. – брюнет, наконец-то смог пошевелится, хотя у него и ничего не затекло, но ощущение было странное. – Что за кошки? – Какой любознательный, – девушка сверкнула глазами – только дотронься до них и, я клянусь всем, что у меня есть, я живьем отправлю тебя в ад прямиком на казнь(*), там о тебе хорошенько позаботятся. – Я все понял, они это самое дорогое, что у тебя есть, – Кея посмотрел в угол, где были куклы Тсуны, и одна исчезла, он подошел и взял одну из них в руки, ту что была распотрошена. – Почему эта кукла… – ГДК перебила Тсуна. – Не лезь в мое прошлое! – злобно прошипела девушка – тебя это сейчас не должно волновать. – Ясно… – Кея не стал расспрашивать «человечность» об этом, но повернулся к ней с куклой в руках – а куда делась еще одна? Серая. – Она перед тобой, – «человечность» повернула голову в сторону разрушенной стенки, та стала немедленно восстанавливаться, все разбросанные карты летели обратно, снова превращаясь в осколки стен. – Можно вопрос? – Кея прищурился и почему то не желал, расставятся с «настоящим» Тсуной. – Задавай, – ответила смертница. – Ты никогда не думал о чувствах других? – Кея прижал к себе сильнее «игрушку» будто старясь почувствовать её сердцебиение и не упустить. – А что должны значить для меня чувства людей!? – Тсуна разозлилась, зрачок у неё уменьшился на столько, что казалось, его и вовсе нет – с моими чувствами, почему-то ни один человек не считается! Чем я заслужил судьбу несчастного изгоя!? Постоянно доставать себя вопросом кто я!? Почему мне искалечили всю жизнь завистники!? А ведь я никогда не был неудачником! Из-за людей я должен ежедневно забирать чьи-то жизни, и притворятся неудачником-неумехой, и им абсолютно насрать, что я этого совершенно не желаю. Мои так называемые «друзья» часто говорят «будто волк среди овец». Если бы не люди я бы жил до четырнадцати спокойной размеренной жизнью обычного человека гения, так почему… Из-за удачи или «отца»!? А может все сразу!? Я остался в совершенном одиночестве в том мире, если не считать… но, признаюсь, в глубине души обрадовался. – Зачем ты мне все это рассказываешь? – вопросительно изогнул бровь. – Мы похожи… – Тсуна тяжело вздохнула и немного успокоилась – Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь где-нибудь ждал меня. В конце концов, это не так уж и сложно. Я не желаю быть главным, я желаю быть нужным кому-то… – по щекам Тсуны потекли слезы.

(* придуманное автором наказание для провинившихся грешников заключается в проведении казней: «Кровавый орёл(**)», а после их в таком состоянии запирают в железной необычной деве /все подробности узнаете позже/)

(** Кровавый орёл — легендарная казнь времён викингов, состоявшая якобы в том, что на спине осуждённого рассекали рёбра, разводили их в стороны наподобие крыльев и вытаскивали наружу лёгкие. Причиной скорой смерти в этом случае должен был бы стать травматический шок.)