Безымянные слуги (СИ)

Мы прошли мимо городских терм и вышли к улице, одна сторона которой была застроена не жилыми домами, а складами. Над крышами носились какие-то говорливые птицы, а в воздухе повис стойкий запах рыбы. Люди здесь были другими — в основном, мужчины, одетые в потрепанные одежды. Или мужчины в белых коротких штанах и таких же накидках.

— Грузчики и матросы, — шепнула нам Пятнадцатая, когда мы спешно шли по улице.

Этим грузчикам и матросам мы были до одного места. На нас они обращали внимания меньше, чем на орущих над складами птиц. Ну а мы делали всё, чтобы стать ещё более незаметными. Окликали нас только дважды. Один раз заставили помочь с выносом огромного ящика. Во второй раз остановили стражники, потребовав от Пятнадцатой предъявить разрешение на выход в город. В остальном добрались даже быстрее, чем утром до рынка.

Пройдя на территорию казармы, мы сразу отправились сдавать снаряжение и только после этого позволили себе расслабиться. Лицо Пятнадцатой перестало быть напряжённым. Хохо принялся снова шутить, а остальные бойцы улыбаться. Нож с Кривым затеяли приятельскую перепалку, поддразнивая друг друга.

— Ну что, отдыхаем пару часов и на ужин? — предложила Пятнадцатая. Предложение все поддержали, и я отправился на «свою» лавочку медитировать.

Я честно пытался выполнять все советы мастера Плока: сидел и пытался почувствовать себя, мир вокруг и мудрость. Долежался до того, что в глазах зарябило, а перед глазами замелькали искорки. Я мотнул головой и только тогда заметил, что у меня появилась соседка. По совместительству, мой десятник.

— У меня в глазах даже искры зажглись, — укоризненно сказал я ей. — Я был уверен, что почувствовал себя и мир, и мудрость… До того, как увидел тебя, незаметно подкравшуюся.

— Если сидеть неподвижно ещё дольше, то к искрам в глазах добавятся иголки в конечностях, — отсмеявшись, просветила меня Пятнадцатая. — Ты эту лавочку решил своим домом сделать?

— Сюда просто никто не добирается, а я этот… нелюдимый, необщительный…

— И тебе тут хорошо, — закончила за меня Пятнадцатая.

— Ага.

— Против моего общества не будешь возражать?

— Да хоть весь десяток, — я пожал плечами. — Для хороших людей не жалко.

— А можно только меня, без десятка?

— Так без тебя сюда никто и не доберется, — настроение было таким, что, наверно, ни разу ещё в этом мире я себя так хорошо не чувствовал. И я засмеялся. Можно радоваться успехам, можно радоваться победам. Но важнее, оказывается, радоваться жизни как она есть. — Жаль, нельзя поделиться своим настроением. Взять и передать его. Мне кажется, на весь город хватило бы моего хорошего настроения.

— Да ты вообще оптимист из оптимистов, — буркнула Пятнадцатая. — Вон, до сих пор мудрость хочешь увидеть, не слопав и десятка горошин.

— Да, хочу, — ничуть не расстроился от её слов я. — Может, и увижу.

— Шрам, ты скорее привидение увидишь, чем мудрость.

— Тоже хороший навык, — не стал я возражать.

Так, перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы с ней и досидели до ужина.

Глава 10

Пятнадцатая не была бы сама собой, если бы не устроила нам всем весёлую жизнь. Она не только возобновила тренировки, но и увеличила их интенсивность. Почти каждый боец десятка прошёл через бои с ней. Девушка постоянно сетовала, что у нас нет нормальных тренажёров, и устраивала массовые побоища. Правда, организовать их на плацу она больше не решалась — и проводила в тренировочных залах. Доставалось новичкам и ветеранам в равной степени, потому что выходить на тренировочный бой приходилось против двух и трёх противников, которых себе в помощь брала Пятнадцатая.

Сама она теперь выходила сразу против всех бойцов своего десятка. И нет, ни разу она не одержала победу. Но каждый раз старалась так, как будто этот бой последний. И заразившись её энтузиазмом, мы пытались сделать так же.

— До похода в Пущу осталось не больше месяца, — рычала она, — а нам надо быть готовыми. А вы как сопли: вроде вместе, а как дунешь — так во все стороны!

В первые дни было всё: и злость (Нож и Пузо), и слёзы (Зенка и Лись), и ругань (Ладна с Пятнадцатой, Кривой с Пятнадцатой, Хитрый с Пятнадцатой, Хохо с Пятнадцатой, Нож с Пятнадцатой, Пузо с Пятнадцатой, Зенка с Пятнадцатой, Лись с Пятнадцатой), ругань и обида (я с Пятнадцатой), примирение — и снова ругань и обида. Но наша слаженность начала всё-таки расти. Шаг за шагом наша разношёрстная компания превращалась в сработавшийся десяток, приобретая опыт.

Я никому не жаловался, но мне как раз доставалось больше всех. Потому что со мной Пятнадцатая продолжала заниматься отдельно, буквально вытягивая все силы. С того момента, как к ней вернулась вера в себя и возможность стать нори, из меня она решила сделать настоящего бойца. Шансов отвертеться не было ни одного. И хоть я и не стремился увиливать, немного отдыха мне бы не помешало. Собственно, поэтому я с Пятнадцатой ругался и ссорился. Мы дулись друг на друга — чтобы на следующий день помириться и снова начать тренировки.