Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)

Его взяли в журнал «Огонек». Он часто ездил по командировкам, много писал о Сибири. В одной из командировок в июне 1951 года Абрам Давыдович неожиданно умер. Сердце не выдержало больших житейских невзгод, напряженного труда журналиста. Некролог о его кончине подписали А. Сурков, А. Чаковский, Б. Горбатов, Б. Полевой, М. Светлов, А. Бек, С. Смирнов и другие известные писатели.

«Все люди заменимы, незаменимых не бывает только в журналистике, литературе, искусстве», — любил повторять Абрам Давыдович. Да, он был незаменимым и остался таким. Потому что эстафету пера отца подхватили его сыновья Анатолий и Валерий, которые тоже стали незаменимыми, видными журналистами СССР. Все знают Анатолия Аграновского как спецкора газеты «Известия», Валерия Аграновского — как сотрудника газеты «Комсомольская правда». Их отец порадовался бы за них, ибо они стали вершинами советской журналистики в 60–80 годы. Конечно, этому в немалой мере способствовал личный пример их отца — отличного журналиста Абрама Аграновского. Но не стоит забывать и мать Аграновских — Фаню Абрамовну, которая создавала и поддерживала в семье творческую обстановку, вовремя кормила и поила их, засиживалась допоздна, а то и всю ночь, печатая на машинке злободневные проблемные статьи и очерки сыновей. Она пронесла через всю жизнь свою любовь к ним, к своему мужу, не отказавшись от него в самый тяжелый для него час, когда его объявили «врагом народа». Ни в чем не виновная, она достойно несла бремя заключенной Карлага, выдержала, выстояла все испытания. И преодолению трудностей она научила своих сыновей, которые впервые в советской журналистике стали писать горькую правду о нашей действительности.

Фаня Абрамовна Аграновская скончалась в 1965 году, когда ее сыновья были в зените славы. Перед кончиной она сказала им: «Я была самой счастливой матерью, я не знала равнодушия со стороны сыновей и близких мне людей».

Глава девятая Последний из живых поэтов

Когда в 80-е годы прошлого столетия я руководил в Джезказганской области литературным объединением «Слиток», то на его занятия часто приходил местный поэт Юрий Васильевич Грунин. В то время наше братское общество было довольно сильным в литературном отношении: в его рядах тогда находились такие превосходные поэты Джезказгана как Сатин-Гирей Байменов, Ольга Шиленко, Марат Ратнер, Зинаида Чумакова, Куаныш Ахметов, публицист Михаил Волков и другие. Но Юрий Васильевич Грунин как-то особо выделялся среди них и тематикой своей поэзии, и ее разработкой — строгим ритмом стиха, оригинальными рифмами… Когда он поднимался на трибуну, то небольшой зал в Доме политпросвещения, где мы собирались, как бы замирал от предчувствия чего-то необычного, свежего в поэзии… И Грунин оправдывал это предчувствие своими стихами. Ибо в то время он один владел в Джезказгане лагерной темой, причем мастерски, без прикрас, без повторов уже сказанного Солженицыным… Для нас это было потрясением! Конечно, мы знали, что Юрий Васильевич Грунин прошел тяжелый путь заключенного особого лагеря Степлага, что за его плечами «в ночах встают и падают туманы, болят зарубцевавшиеся раны». Тогда еще ходили слухи о том, что он в фашистском плену работал переводчиком в гестапо и даже написал поэму о Гитлере.