Беззаботные годы

– Воздух… не входит. – И после паузы с достоинством добавил: – С большим трудом. – Его глаза были блестящими от страха.

– Оно и видно. Хочешь сказку?

Он кивнул, по-прежнему мучаясь; Руперту хотелось взять его на руки, но он знал, что бедняжке это не поможет.

– Итак, правила помнишь? Когда я остановлюсь, ты должен сделать вдох, и так каждый раз. Жила-была однажды злая колдунья, и единственным существом во всем мире, которое она любила, был маленький черно-зеленый… – он умолк, и обоим как-то удалось преодолеть паузу, – …динозавр по имени Трясопузик. Трясопузик спал в корзинке для динозавров, сплетенной из остролиста и чертополоха, потому что ему нравилось чесать спинку о колючки. На завтрак он ел овсянку с улитками, на обед – рисовый пудинг с жуками, а… ну как, уже полегче? – а ужинал змеями в желе, – ему удалось завладеть вниманием Нева: теперь он скорее слушал его, чем боялся. – В свой день рождения, когда он был еще маленький, всего шесть футов в длину…

Спустя двадцать минут Руперт умолк. Невилл, дыша по-прежнему сипло, но уже ровно, задремал. Руперт укрыл его и наклонился поцеловать теплый потный лобик. Спящий Нев был поразительно похож на Изобел – тот же выпуклый лоб с тонкими голубыми жилками на висках, те же очертания губ… Руперт прикрыл ладонью глаза, вспомнив, какой видел ее в последний раз: лежа в постели, изнуренная тридцатичасовыми родами, она истекала кровью и пыталась улыбнуться ему. Он хотел удержать ее в объятиях, но душа из Изобел уже выскольз-нула, остался лишь мертвый груз в его руках, потерянный и не приносящий утешения.

– Как вы хорошо успокоили его! – Эллен подогревала молоко в кастрюльке на площадке. Она куталась в мешковатый клетчатый халат, волосы желтовато-белой косицей свисали по спине.

– Не знаю, что бы я без вас делал.

– А вам и незачем обходиться без меня, мистер Руперт.

– Это для Клэри?

– Надо успокоить ее. Несносная девчонка! Раз десять твердила ей, чтобы приходила ко мне потихоньку, а не кричала, не поднимала шум и не пугала бедного малыша. Ты не одна живешь в этом доме, говорила я ей, а она опять расшумелась. Но такова жизнь, верно? – заключила она, переливая молоко в кружку с утятами. Этими словами она отзывалась на любые сложности и беды.

– Я сам ей отнесу, а вы ложитесь. Выспитесь, отдохните как следует.

– Хорошо, в таком случае – доброй ночи.

Он забрал кружку и направился в детскую. У кровати Клэри горел ночник. Клэри сидела в постели, обняв обеими руками подтянутые к груди колени.

– Эллен приготовила тебе вкусного горячего молочка, – сообщил Руперт.

Не глядя на кружку, она сказала:

– Ты так долго пробыл там. Что ты делал?

– Рассказывал ему сказку. Помогал дышать.

– Глупый он. Дышать умеют все.

– Людям, больным астмой, дышать очень трудно. Ты же знаешь это, Клэри, не будь такой злой.

– Я не злая. И я не виновата, что мне приснился страшный сон.

– Конечно, не виновата. Пей молоко.

– Чтобы тебе побыстрее уйти от меня вниз? И вообще, не люблю горячее молоко – на нем противная пенка.

– Выпей, чтобы порадовать Эллен.

– Не хочу я радовать Эллен, она меня не любит.

– Клэри, не говори глупостей. Конечно, она тебя любит.

– Человеку виднее, кто его любит, а кто нет. Вот меня никто по-настоящему не любит. И ты не любишь.

– Чепуха. Я тебя люблю.

– Ты же называешь меня злой и глупой.

Ее взгляд был возмущенным; Руперт увидел липкие дорожки, оставленные слезами на ее круглом веснушчатом лице, и сказал уже мягче:

– Я все равно тебя люблю. А недостатки есть у всех.

Но она, отводя взгляд, сразу же пробормотала:

– У тебя их нет. Я так считаю, – ее голос дрогнул, молоко плеснулось в кружке.

Он снял с молока пенку и съел ее.

– Вот, это тебе в доказательство. Я тоже ненавижу молочные пенки.

– Папочка, как я тебя люблю! – Глубоко вздохнув, она выпила молоко залпом. – Люблю так, как любят все люди на свете, вместе взятые. Хорошо бы ты был королем!

– А зачем тебе это?

– Потому что тогда ты был бы весь день дома. Как короли.

– Ну, завтра начинаются каникулы, так что я буду дома. А теперь дай-ка я тебя укрою.

Она улеглась, он поцеловал ее и впервые за весь разговор увидел ее улыбку. Взяв его руку, она приложила ее к своей щеке. И сказала:

– А ночью – все равно нет. Ночью ты будешь не со мной.

– Зато буду каждый день, – ему хотелось закончить разговор на легкой ноте. – Спите, глазки, закрывайтесь…

– Клоп и блошка, не кусайтесь, – закончила она. – Папа, а можно мне кошку?

– Об этом мы поговорим утром.

Пока он прикрывал дверь, она сказала:

– А у Полли есть.

– Спокойной ночи, – с непреклонной решимостью отозвался он.

– Спокойной ночи, папочка, – жизнерадостно прощебетала она.

Вот и все, думал он, спускаясь к себе, по крайней мере на сегодня. Но подходя к все еще закрытой двери спальни, он вдруг ощутил бесконечную усталость. Кошки у нее не будет, потому что у Нева астма, и тем больше обиды она затаит на него. Руперт открыл дверь. Только бы Зоуи уже спала.

Она, конечно, не спала. Сидела в постели, набросив ночную кофту на плечи, и бездельничала, ожидая его. Он завозился с галстуком, развязал, бросил на комод, и тут она заговорила: