Беззаконные края

Задачу на охрану пути движения беженцев мы получили уже после ядерных ударов и даже не от своего руководства. Штаб-квартира «Стрижей» была в Питере. А все, что осталось от Питера, – это те самые нескончаемые колонны голодных, замерзших, смертельно уставших людей. Самого города на Неве больше нет. И штаб-квартиры нашей нет, и даже командования Северо-Западного военного округа: все там остались, под радиоактивными солеными волнами Балтийского моря. И поэтому вводных нам нарезали из Костромы. Причем при постановке задач начальник костромского УФСБ еще и правильный пароль назвал, подтверждающий, что он уполномочен отдавать нам приказы. В принципе, учитывая особенности сложившейся ситуации, мы бы и без пароля перешли под командование старшего по рангу и званию представителя государственной власти, а уж при таком раскладе – сам бог, что называется, велел. Но вот старших среди нас костромской эфэсбешник не назначил, видимо, думал, что у нас своя иерархия и мы сами разберемся. И слегка ошибся. Иерархия в ЧВК «Стрижи», конечно, была. Но вся она в Санкт-Петербурге осталась. Мы же – просто оперативная тактическая группа, которую после объявления степени боеготовности «Полная» вывели подальше от ППД. Где мы и застряли без командиров и цели. Хорошо хоть не в пляжных шортах и шлепанцах на босу ногу: два десятка бронированных «УАЗов» «Хантер» у нас имелось, личная стрелковка и небольшой запас боеприпасов.

Патронов и гранат нам костромичи подкинули с избытком, а в Галиче вообще что-то вроде центральной базы для нас организовали, с «короткой» связью помогли и с горючкой для прожорливых броне УАЗов. Ну а руководителей нам пришлось выбирать себе самим. По принципу «кто большим авторитетом у личного состава пользуется и самое высокое звание раньше имел»… Короче, весьма неожиданно для себя я и оказался в числе этого самого самоназначенного руководства. В компании с Артемом Фишером и Русланом Гатауллиным, здоровенным казанским татарином, служившим до «Стрижей» в «Витязе»[19].

Утро мы встретили на первом этаже чухломского ОВД, в помещении дежурной части. Трупы бандитов выкинули в ближайшую канаву еще пару часов назад, тело замученной ими девушки всего несколько минут назад унесли родственники: за ней пришла словно выгоревшая изнутри седая мама и зареванный пацан лет десяти. Они потеряли за последнюю пару дней всех родственников: отец, опер из уголовного розыска, не успел отступить от захваченного здания ОВД к военкомату. Старший брат, год назад отслуживший «срочку» двадцатилетний пацан-ополченец, успел. Что осталось от военкомата, мы видели этой ночью. Мы с Игорем аккуратно завернули истерзанное тело в найденную в каптерке отдела серую, милицейского еще образца, прорезиненную плащ-накидку и вынесли на улицу, где на покрытом подмерзшей ледяной шугой асфальте стояли детские санки. «Словно в блокадном Ленинграде, – мелькнуло у меня в голове. – Сами находят, сами везут, сами и хоронить будут». Если ночью в Чухломе основными звуками были выстрелы и взрывы, то сейчас – многоголосый бабий вой. Прятавшиеся по домам сестры, жены и матери сейчас бродили по улицам и искали своих погибших. И находили.

В разгромленной комнате оперативного дежурного по отделу полиции мы прикидываем наши шансы. На правах выбранного нами самими «старшего над старшими» Фишер берет слово:

– По словам пленных, те, кого мы тут на ноль помножили, лишь небольшая часть здоровенной кодлы, самовольно покинувшей зоны на территории Вологодской области. Связь с Галичем снова есть, я там у знающих людей уточнил: на Вологодчине две колонии особого и две – строгого режима, да с общим режимом – еще три. И это не считая колоний-поселений и разных СИЗО. По колониям отбывали сроки примерно семь с половиной тысяч заключенных. Во время землетрясения минимум в трех ИК заключенные подняли бунт. И это информация из тех учреждений, из которых успели доложить о случившемся… Судя по всему, подавить бунт не удалось. Потом вся эта орда двинула к расположенным неподалеку складам кадрированных воинских частей, где вооружилась стрелковым оружием. Словом, даже если половина из них сейчас против нас, дела наши плохи. А в то, что сегодня никто из зэков свалить под шумок не успел, я не верю. И значит, скоро по нашу душу остальные заявятся. Даже не столько с целью отомстить за убиенного Татарина и его банду, плевать им друг на друга, сколько наказать сильно борзых, в смысле нас. Какие будут мысли и соображения?

– За кого отомстить? – встряхиваю головой я.

– За пахана у этих упырей был некто Татарин, он же Татарчук Кирилл Олегович, неоднократно осужденный по сто пятой и сто тридцать первой статьям Уголовного кодекса. Короче, насильник и убийца. Наказание отбывал в печально известном «Вологодском пятаке»…[20] Если совсем коротко и просто, мразь была первостатейная, клейма ставить негде.

– Тьфу, сука, такой позывной испоганил, тварина, – в сердцах сплевываю прямо на пол я. – Теперь новый выдумывать!