Фабрика располагалась на четвертом этаже крупного здания, разделенного на маленькие производственные помещения. Мы поднялись по лестнице и очутились на лишенном козырька балконе; солнце напекало нам головы. На верхней лестничной площадке стояли три больших упаковочных ящика; я переписал с их стенок данные об отгрузке товара. Откуда-то неподалеку доносился звук сверления.
Я вошел в открытую дверь, ведущую с балкона в помещение, Сьюзи последовала за мной. К нам подошел молодой китаец. Доверительно улыбаясь, я протянул ему карточку «Бокс филмз».
— Привет. Не хотите ли поговорить с нами? Мы собираем материал для фильма о торговле слоновой костью.
Я заранее решил играть в открытую. В конце концов эта фабрика принадлежала не Пуну.
Ход оправдал себя. Наш собеседник назвался Лэ Ю Ки — членом семейного синдиката Лэ. Похоже, он был счастлив всё нам показать и повел нас в цех, где рабочие размечали бивни для изготовления печатей. Машина, с помощью которой они вырезались, непрерывно подавала воду к режущему инструменту. На изготовление каждой печати уходило не более пяти секунд — вся процедура напоминала очистку шкурки с яблока. Ю Ки похвастался, что даже мелкие обрезки идут не на свалку, а в дело — из них изготовляются бусы.
Готовые печати паковались в ящики, по тысячи в каждый; вес такого ящика составлял двадцать килограммов.
— Мы сегодня производим лишь один ящик в день, — сказал Ю Ки, видимо, рассчитывая на сочувствие, — у меня сегодня только десять рабочих, а было куда как больше; когда мы впервые перебазировались в Сингапур, чтобы избежать контроля со стороны КИТЕС, у нас их было пятьдесят.
«Да, но коль скоро каждая печать продается по двадцать фунтов, то оборотец-то все равно немаленький», — подумал я.
— Значит, переехав сюда, вы смогли использовать лазейку в системе КИТЕС? — спросил я, решившись на еще более смелый шаг. — Это путем ввоза обработанной кости в Гонконг?
— Именно так, — кивнул Ю Ки.
— А нет ли в этой системе еще лазеек? Может быть, кто-то другой пользуется ими?
Ю Ки улыбнулся с видом знающего человека.
— Да есть одна простая лазейка — ею пользуются компании, изготовляющие бусы. Они вывозят обрезки кости из Гонконга — по легальным разрешениям. Те же разрешения должны использоваться и при экспорте бус. Но при изготовлении бус в отходы идет до двадцати процентов. Значит, из каждых ста килограммов обрезков кости получается 80 килограммов бус. Значит, остается разрешение еще на двадцать килограммов кости.
— И как же эти разрешения используют?
— Ввозить готовую продукцию в Сингапур можно по-прежнему без разрешений. Так было всегда, но сегодня, после того как гонконгская лазейка закрылась, этот путь приобрел особое значение. Стало быть, они ввозят сюда законченные изделия из добытой браконьерами кости, обработанной где-нибудь в Тайване или Дубае. А затем уже их везут в Гонконг или Японию по остающимся разрешениям.
Так вот как все это делается. Теперь мы знали, каким образом Сингапур играет роль посредника между дубайскими фабриками и потребителями их продукции. Роль Сингапура возросла с августа 1988 года, когда Гонконг ужесточил свое законодательство. Дело было не только в фокусах с отходами производства: у них на руках еще оставалось множество документов об «амнистии» слоновой кости, которые могли быть предъявлены, если кость, контрабандой ввозимая в Гонконг, все же будет раскрыта.
— Все, что вы рассказали, впечатляет, но уж больно хитроумно для нашего фильма. А как по-твоему, Сьюзи?
Сьюзи поправила брошь, под которой у нее был спрятан микрофон.
— Все это интересно, хотя я ничего толком не разобрала, — соврала она. — Спасибо за то, что потратили на нас время, мистер Лэ.
По пути назад в отель мы обсуждали откровения мистера Лэ.
— В общем, надо изучать фабрики бус. Их множество, — сказала Сьюзи.
— Теперь еще эта лазейка с обрезками, — сказал я, по-прежнему находясь под впечатлением наших открытий. — Это действительно способ покупки разрешений. Бумага — вот что становится самым ценным. С ее помощью отмывается браконьерская кость, которая таким путем вдвое возрастает в цене. Да что там вдвое! Обрезки кости стоят каких-нибудь двадцать долларов за кило, а бивни, если на них имеется разрешение, — около двухсот!
— Так им даже не нужно делать бусы, — заключила Сьюзи. — Ведь можно просто выкинуть обрезки, а выданные на них разрешения использовать для экспорта хоть сырья, хоть готовой продукции, и по-прежнему делать огромные деньги!
…Мы вернулись в гостиницу, анализируя наши открытия. На доске объявлений висело письмо для некоей Наоми Уоттс. Наоми — имя, которое Сьюзи получила при рождении, но никогда не пользовалась им. Я был уверен, что во всем Сингапуре один я посвящен в то, что у Сьюзи есть еще имя Наоми.
Мы закрыли за собой дверь ее номера и только тогда распечатали конверт. Когда Сьюзи читала послание, у нее дрожали руки.