Как-то вечером на большом экране в спальне Тэффи мы посмотрели целый ряд интервью. Беседы проводились плохо. Слишком часто повторялось “А что вы думаете о нынешних чудесах?”, в то время как несчастные только выползли из своих раковин, и это их вряд ли всерьез интересовало. Многие вообще не верили тому, что им говорили или показывали. Других в основном интересовали только космические исследования. Теперь это была область деятельности жителей Пояса, которую избиратели Земли, как правило, игнорировали. Очень многие интервью были на том же уровне, что и последнее, просмотренное нами: интервьюер долго объяснял женщине, что “ящик” – это не ящик, что слово относится только к эффекту трехмерности. Несчастная, к которой и так плохо относились, была вообще не очень-то сообразительна.
Тэффи сидела на кровати, поджав ноги, и расчесывала свои длинные черные волосы. Те сверкающими прядями струились по ее плечам.
– Она из ранних, – заметила она критически. – При замораживании могло возникнуть кислородное голодание мозга.
– Это тебе понятно. А обычный гражданин видит ее действия. Она явно не готова присоединиться к обществу.
– Черт возьми, Джил, она же живая. Неужели для каждого недостаточно этого чуда?
– Может быть. А может быть, среднему избирателю она больше нравилась в другом виде.
Тэффи с гневной силой расчесывала волосы.
– Они живые.
– А интересно, не оживили ли Левитикуса Хэйла?
– Леви… А! Нет. Во всяком случае, не в госпитале Святого Иоанна.
Тэффи работала там. Она бы знала.
– Я не видел его по ящику. Им следовало его оживить, – заметил я. – Его облик патриарха произвел бы большое впечатление. Он даже мог бы изобразить из себя мессию. ‘Привет вам, братие, я вернулся из мертвых, чтобы повести вас…’ Пока этого никто не пробовал.
– И к лучшему, – теперь она двигала гребнем чуть помедленнее. – Кстати, очень многие из них умерли именно в процессе размораживания или вслед за тем. От разрушения клеточных оболочек.
Спустя десять минут я встал и взялся за телефон.
– Это так важно? – изумленно спросила Тэффи.
– Может быть, и нет.
Я позвонил в Склеп Вечности в Нью-Джерси. Я знал, что буду теряться в догадках, пока не выясню.
Мистер Рестарик как раз был на ночном дежурстве. Он вроде бы обрадовался, увидев меня. Он вообще был рад видеть любого, с кем можно было поговорить. Его одежда по-прежнему представляла собой смешение древних стилей, но теперь это не выглядело таким уж анахронизмом. По ящику то и дело можно было видеть мерзлявчиков, одетых по подобию тогдашней моды.
Да, он меня помнил. Да, Левитикус Хэйл был по-прежнему на месте. В больницу забрали двух его подопечных и оба выжили, сообщил он мне с гордостью. Администрация хотела забрать и Хэйла: им понравилась его внешность, что было важно для рекламных целей, тем более, он происходил из позапрошлого века. Но они не смогли получить разрешения от ближайшего родственника.
Тэффи увидела, как я уставился в пустой экран телефона.
– Что-то не так?
– Чемберсовский мальчишка. Помнишь Холдена Чемберса, мерзлявчикового наследника? Он мне солгал. Он отказал больнице в разрешении оживить Левитикуса Хэйла. Еще год назад.
– Смотри-ка, – она поразмыслила над этим и заключила с типичной для нее снисходительностью: – Какая куча денег всего лишь за отказ подписать бумажку.
По ящику начали показывать старое кино, римейк шекспировской пьесы. Мы переключили его на пейзаж и пошли спать.
Я пятился, пятился… Составленный из кусочков призрак надвигался. У него была чья-то рука, чей-то глаз и грудная клетка Лорена, в которой помещалось чье-то сердце и чье-то легкое и чье-то другое легкое, и я все это ощущал внутри него. Это было ужасно. Я потянулся глубже. Чье-то сердце затрепетало как рыба у меня в руке.
Тэффи обнаружила меня в кухне за приготовлением горячего шоколада. На двоих. Я отлично знал, что она не может спать, когда меня мучают кошмары.
– Почему ты мне не расскажешь об этом? – спросила она.
– Потому что это отвратительно.
– Думаю, тебе лучше рассказать.
Она обняла меня, потерлась щекой о мою щеку. Я прошептал ей на ухо:
– Хочешь извлечь яд из моей нервной системы? И прямо в твою.
– Ну и ладно. Я это вынесу.
Шоколад был готов. Я высвободился и разлил его, добавив толику бурбона. Она задумчиво прихлебывала. Потом спросила:
– Это все время Лорен?
– Да. Будь он проклят.
– И ни разу этот… которого ты сейчас ищешь?
– Анубис? Я никогда не имел с ним дела. Он был на попечении Беры. В любом случае, он ушел в отставку еще до того, как я полностью закончил подготовку. Передал свою территорию Лорену. Рынок для материала был так плох, что Лорену для выживания дела пришлось удвоить территорию.
Я говорил слишком много. Я отчаянно нуждался в том, чтобы с кем-либо поговорить, вернув ощущение реальности.
– А что они сделали – подбросили монетку?