Беззаветность исканий

«Мы учимся на их жизни и опыте, учимся и достигнем большего. Но копировать чью-то жизнь невозможно, у каждого она своя. А мы хотим чего-то большего достичь, прийти к еще высшим стремлениям и высотам, к которым не дошли наши отцы. А не много ли мы хотим? Нет! Наши дети захотят еще большего».

В размышлениях этих уважение к опыту старших, ощущение своей кровной связи с ними: «Ведь наши взгляды на такие святыни, как честь, любовь, дружба, долг, такие же, как у них». «Взгляды на труд, на справедливость, добросовестность в труде и жизни не изменились». «По-моему, во взаимоотношениях отцов и детей сегодня гораздо больше взаимопонимания и уважения, чем споров и разногласий. И нет таких принципиальных расхождений, которые могли бы породить серьезные конфликты между ними». И вместе с тем страстное желание не просто скопировать жизнь отцов, а, впитывая в себя опыт их жизни, равняясь на лучшее в этой жизни, строить свою — такую и не такую, похожую и не похожую.

Важно при этом, чтобы эта своя, в чем-то не такая и не похожая, вобрала в себя опыт духовных исканий предшествующих поколений. Тот опыт, те искания, которые несут книги классиков и лучшие книги современной литературы.

ДУША И ЛИРА (Вместо заключения)

На уроках литературы в десятом классе мы говорили о рассказах Василия Шукшина. И среди них — о рассказе «Срезал», о котором я предложил тут же в классе написать небольшое сочинение.

Для героя этого рассказа Глеба Капустина нет выше радости, чем срезать знатного человека, приехавшего на побывку в родную деревню, «по носу щелкнуть». В своих сочинениях десятиклассники обратили внимание на то, как Шукшин изображает Глеба, когда он спорит: «коршуном взмыл», «подбирался к прыжку», «пошел в атаку», «бросил перчатку». Истина Глеба не интересует — главное срезать. И даже те мужики, которые, как на спектакль, ходили смотреть, как Глеб срежет знатного, и которые как будто бы даже сочувствовали ему, больше того — восхищались им, Глеба не любили: «Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил еще».

Но рассказ Шукшина не только, да и не столько об этом. И чтобы лучше это понять, обратимся сейчас к другому шукшинскому рассказу — «Крепкий мужик». Бригадир Шурыгин тремя тракторами (посулив трактористам по бутылке) зацепил церковку, которая оживляла деревню, «собирала ее вокруг себя, далеко выставляла напоказ», и стал рушить ее на кирпич, чтобы на свинарник с завода не возить.

«Прибежал учитель, молодой еще человек, уважаемый в деревне.

— Немедленно прекратите! Чье это распоряжение? Это семнадцатый век!..

— Не суйтесь не в свое дело, — сказал Шурыгин.

— Это мое дело! Это народное дело!.. — Учитель волновался, поэтому не мог найти сильные, убедительные слова, только покраснел и кричал. — Вы не имеете права! Ее враги не тронули!.. Варвар! Я буду писать!..

А когда моторы взревели и тросы натянулись, учитель забежал с той стороны церкви, куда она должна была упасть, стал под стеной. Но сделать ничего не смог — через три часа церковь лежала бесформенной грудой, прахом.

Варвару Шурыгину в этом рассказе противостоит учитель, защищающий культуру. В рассказе «Срезал» ситуация сложнее. Глеб так же жесток, бездушен и агрессивен, как Шурыгин. Но он... за культуру, с культурой. «Поток информации сейчас распространяется везде равномерно», вот он и спрашивает: Как сейчас философия определяет понятие невесомости? «Растерянности не наблюдается среди философов?» Что, Луна — тоже дело рук разума?

«Глеб Капустин, толстогубый, белобрысый мужик лет сорока, деревенский краснобай, начитанный и ехидный». В последних словах несколько человек из класса увидели зерно образа Глеба Капустина.

«Само слово «начитанный» выражает хорошее качество, но в соседстве со словом «ехидный» это значение меняется в противоположную сторону».

«Начитанный и ехидный». В этих двух словах — суть Глеба Капустина. Да, внешне Глеб Капустин ничем не отличается от самого обыкновенного хама, ворчащего на улице, в подворотне, в троллейбусе: «Ученый! Еще очки надел!» А вот слова Глеба: «Мы все учились понемногу» (он и Пушкина, оказывается, знает), «Марку надо поддержать». Похоже, ох, как похоже на приводимое выше изречение.

Похоже, да не совсем».

Потом посмотрели в словари. У Даля: ехидный — злой, злорадный человек, злой, злобный и лукавый; ехидствовать — злобствовать, желать и творить зло. У Ушакова: ехидный — коварный, хитрый, злой. В академическом словаре русского языка: ехидный — злой, хитрый, язвительный; ехидствовать — поступать подло, злорадствовать.

Дело не только, даже не столько в том, что начитанность Глеба обрывочна, поверхностна, главное другое — чему служит эта начитанность, для чего она. Глеб жесток. Но он с Пушкиным, с тем Пушкиным, который пробуждал «чувства добрые» и в свой «жестокий век восславил свободу и милость к падшим призывал».