Безжалостная Империя (ЛП)

Она из тех, кому нужно бросить вызов, а потом заставить её проиграть.

Беги, пока можешь, Сильвер.

Я направляюсь к своей машине и, когда открываю дверь, замечаю, что кто-то стоит у входа.

Адам Херран.

Капитан команды по регби и сын одного из членов Консервативной партии. Обычно мне было бы наплевать на него, но позиция, в которой он стоит, находится прямо на виду у того места, где Сильвер обычно паркует свою машину.

Она уже ушла; я видел её не так давно.

Тот факт, что он стоит так близко к тому месту, где она была, может быть совпадением, но вот в чем дело, я не верю в совпадения.

Все происходит по какой-то причине. Совпадение - это просто термин для интерпретации вещей, которые, кажется, не имеют объяснения.

Они это делают. Вам просто нужно заглянуть глубже.

Я наклоняю голову в сторону, когда Адам достаёт свой телефон и ухмыляется, глядя на него. Его указательный палец слегка подёргивается, и я предполагаю, что это возбуждение, трепет... удовлетворение.

Я прячу все эти реакции на задворках своего сознания. Адам Херран сейчас находится под моим радаром, и ничто — абсолютно ничто — не спасёт его от меня, если он действительно сделал то, что я думаю, что он сделал.

Но сначала мне нужно выполнить своё обещание Эйдену и проехать весь путь до Meet Up.

Когда я прихожу, я игнорирую протесты Ронана и Ксандера о том, что мне не следует быть здесь. Эльза выглядит растрёпанной, в беспорядке, как будто она не могла заснуть. В её отношениях с Эйденом есть что-то такое, что совсем не то, чем кажется. Все называют её Холодным Сердцем, но я верю, что за этим льдом всегда есть причина.

Лёд Эйдена существует из-за похищения.

Лёд Сильвер существует из-за развода её родителей, который она до сих пор не преодолела, как бы сильно она ни любила маму.

Мой - из-за этой лужи крови и потребности в хаосе.

И чтобы отомстить Эйдену, мне нужно растопить лёд Эльзы. Единственный способ сделать это - рассказать ей правду, которую Эйден никогда бы не раскрыл.

Пока Ксандер и Ронан препираются, а Кимберли наблюдает за ними мечтательными глазами — вернее, она наблюдает за Ксаном, — я вывожу Эльзу на улицу и рассказываю ей о похищении.

Я рассказываю ей все, что произошло, от моего лица. Конечно, я не рассказываю ей о встрече с хаосом или о том, что не хотел, чтобы меня нашли. Это сделало бы меня похожим на психа, и мне не нужно, чтобы этот багаж сваливался на Эльзу.

Ей нужно доверять мне, а не опасаться меня.

Я собираюсь рассказать ей о помолвке Эйдена с Сильвер, когда Ксандер обрывает нас, как маленькая сучка.

Хорошо. Возможно, на этот раз я упустил свой шанс, но не в следующий раз.

Эльза узнает о помолвке, и у Эйдена не будет другого выбора, кроме как разорвать её с Сильвер.

И тогда она будет моей. Всей, блядь, моей.

Когда я возвращаюсь домой, в доме жутко тихо. У Себастьяна идут какие-то дебаты в СМИ, так что вся его команда с ним.

У мамы дедлайн, так что она, должно быть, пишет. В последнее время здесь царит спокойное и умиротворённое настроение.

И пусто.

Отсутствие Сильвер заставляет это место чувствовать себя грёбаным кладбищем.

Что со мной не так? Я должен был видеть в ней свой хаос, но теперь она - причина спокойствия?

Но она всё равно вернётся. Я избавлюсь от Эйдена и всего, что удерживает её подальше от меня, пока у неё не останется другого выбора, кроме как снова броситься в мои объятия.

Когда я читал об истории Европы, у меня было небольшое увлечение Испанией — современной Испанией и Португалией. Одна история осталась со мной. Во время завоевания мусульманским халифатом Испании в восьмом веке был один берберский вождь, который провёл небольшую армию с севера Африки в Гибралтар, который теперь назван в его честь. Его люди были напуганы, потому что их было значительно меньше.

Что он сделал?

Он сжёг все их корабли и сказал им знаменитую фразу: «Враг перед вами. Море позади вас.»

Он не оставил им другого выбора, кроме как сражаться. Они не только сражались, но и побеждали и правили Испанией более семи столетий.

Вот что я сделаю с Сильвер. Я сожгу её корабли, чтобы у неё не было другого выбора, кроме как вернуться ко мне.

Быть моей в течение семи грёбаных столетий — или что-то близкое к этому в человеческих годах.

Я готовлю мамин любимый жасминовый чай и несу его в её кабинет, который она приготовила, как только мы сюда переехали. Маме всегда нужно было свободное пространство, чтобы писать. Если кто-нибудь её перебьёт, она потеряет ход мыслей и, возможно, никогда не вернётся в эту «зону».

Вместо того чтобы постучать, я медленно открываю дверь, планируя поставить напиток на стол и уйти.

Мама стоит перед своей доской, записывая то, что кажется идеями. Для меня они всегда выглядят как очередной хаос. Слова, разбросанные повсюду без видимой цели или смысла. Как ей удаётся потом соединить их во что-то связное, до сих пор ускользает от меня.

Однако мама - художница, и никто не должен их понимать. Она говорит, что даже художникам иногда бывает трудно понять самих себя.

Я ставлю чашку на стол и планирую уйти, не потревожив её, но она оборачивается и улыбается.