Безжалостная Империя

Всё, что я могу, это наблюдать, как влага скапливается в её огромных глазах. Их светло-голубой цвет темнеет, прежде чем слёзы потекут по её щекам.

Её лицо в полном беспорядке, полное соплей, блёсток и её бесконечных слёз. Её щёки покраснели, а губы розовее, чем обычно.

Хаос.

Он снова пришёл ко мне.

Я не думаю об этом, когда мои ноги ведут меня в её направлении. Она не чувствует меня, вернее, не может. Эйден всегда говорит, что я двигаюсь бесшумно. И это из-за того, что я научился ходить на цыпочках, чтобы быть вне досягаемости моего отца.

Но я никогда не говорю об этом ни ему, ни Ксандеру.

Мы не должны говорить такие вещи. Мы порядочные люди с хорошими манерами и приличными секретами.

Как только я оказываюсь за спиной Сильвер, я дёргаю её за конский хвост. Она ахает, а потом вскрикивает.

Это то, что я обычно делаю, чтобы выгнать её из дома Эйдена, когда она слишком много говорит. Она кричит, что мальчишки — отстой, и что я должен пойти в плохое место.

Понятия не имею, зачем я сделал это сейчас. Я действительно не хочу, чтобы она исчезла, но я также не могу игнорировать эту привычку всякий раз, когда она появляется в поле моего зрения.

Сильвер поднимает свою голову, и когда её глаза встречаются с моими, они расширяются, пока почти не поглощают её лицо.

Секунду я смотрю на неё, не в силах сделать ничего другого.

Мне нравится этот взгляд.

И я так хочу сохранить его.

Но как?

— Что ты здесь делаешь, Коул? — Она позволяет своей кукле, у которой тоже есть бабочки на голове, упасть к ней на колени, и прячет лицо в своих крошечных руках. — Уходи.

Я отпускаю её волосы, раздражённый тем, что она спрятала этот взгляд, и сажусь рядом с ней. Большая юбка её платья без проблем могла бы вместить её одного человека, между нами.

— Почему ты плачешь? — Мой голос звучит тихо, потому что я не знаю, как мне следует разговаривать с ней.

‒ А тебе какое дело? — Она шмыгает носом. — Ты ненавидишь меня.

Значит она знает об этом.

— Что заставляет тебя так думать?

Мне нужно, чтобы она сказала мне, почему она плачет, потому что, если я узнаю причину, я смогу использовать её, и, возможно, смогу вернуть этот прежний взгляд.

Хаос.

— Я просто знаю, что это так, — ей удаётся выдать это сквозь всхлипывания. — И я тоже ненавижу тебя.

— Если ты ненавидишь меня, то почему ты прячешься от меня?

— Я не прячусь! Я не хочу, чтобы ты видел, как я плачу. Никто не видит этого.

Я полностью поворачиваюсь к ней лицом, и на моих губах играет улыбка.

— Значит, я первый?

— Заткнись и вали!

— Нет.

— Нет?

— Это общий парк.

— Отлично. Я ухожу. — Она убирает руки от своего лица. Оно всё ещё в слезах и испорченном блеске, но прежний взгляд исчез. Она не удивлена и не застигнута врасплох.

Почему нет?

— Если ты останешься, я открою тебе секрет, — говорю я, когда она подбирает свою куклу.

— Какой секрет? — Она не пытается пошевелиться, и её глаза снова распахиваются, но на этот раз это от любопытства, а не от удивления, как раньше.

Закатное солнце придаёт её волосам золотистый оттенок и делает голубые глаза светлее и ярче.

— Ты уверена, что хочешь знать? Эта тайна будет связывать нас вместе всю жизнь.

— В-всю жизнь?

— Да, Бабочка. Всю жизнь.

Она хмурится.

— Почему ты меня так назвал?

— Как?

— Бабочка.

— Одна у тебя в волосах. — Я указываю на талию её платья. — И на твоей одежде. Ты хочешь летать, как одна из них?

— Да. — Её лицо проясняется.

— Почему?

— Знаешь, потому что они такие красивые, и все улыбаются, когда видят их. Они приносят счастье и свет.

— Это тараканы с крыльями.

— Заткнись. Не говори так о них.

— Есть некоторые бабочки, которые умирают за день.

На её лбу образуется складка, когда она складывает руки.

— Ты злюка.

— А ты нереалистична.

— Я ухожу.

— Я думал, что ты хочешь узнать секрет? Или ты трусиха?

— Я не трусиха.

— Так ты хочешь знать?

Она сдержанно кивает. Сильвер может говорить так много, но она не любит просить о чём-либо. И она также не любит открывать себя для всех.

Я заметил это в наших играх. Всякий раз, когда мы играем, она просит идти крайней, чтобы наблюдать за остальными. Конечно, она этого не делает, потому что каждый раз я забираю у неё крайнюю позицию. Мы с Эйденом обычно побеждаем их всех.

Ксандеру и Ким всё равно; им нравится только сам процесс игры, но Сильвер всегда сердито топает, а потом возвращается на следующий день, требуя реванша.

— Я расскажу тебе свой секрет, если ты расскажешь мне свой, — говорю я.

Она хмурит свои брови.

— Мой?

— Почему ты плачешь?

Она снова скрещивает руки на груди, всё ещё держа свою куклу.

— Я тебе не скажу.

— Тогда я тебе тоже не скажу, Бабочка.

Она смотрит на меня, выпятив вперёд губу. Это восхитительно.

Странно думать о ком-то столь очаровательно в такой день… Я полагаю. Но с тех пор, как я повстречался с Хаосом, я понял, что нормальности никогда не была для меня на первом месте.

Наконец, Сильвер вздыхает. Она смотрит вниз на юбку своего платья и играет с бабочкой на талии.

— Я подслушала, как мама и папочка ссорились и говорили, что разводятся.

Разочарование охватывает меня, как тогда, когда те прохожие нашли меня. Почему это так скучно?

— И это всё?