Безжалостная страсть (ЛП)

— Дюк, я никогда не лгала. Я просто забеременела, и мне было 15.

— Ты нарушила правила. Ты не должна была беременеть. И, черт возьми, ты не должна была сохранять это чертово дерьмо. Знаешь, что? Забудь о договоренностях. Не знаю, почему я думал, что ты хоть раз будешь разумной, мать твою, бабой. Я пытался поступать правильно. У меня есть перспектива работать тренером в UFL, и никто из вас не собирается стоять у меня на пути. Я хочу отказаться от своих прав.

Мое сердце замирает, когда я смотрю на Джета, который, похоже, все еще слушает свой телефон через наушники.

— Дюк, я сейчас в машине и не могу говорить об этом. Пожалуйста, дай мне двадцать минут, чтобы отвезти Джета в школу, и я сразу же перезвоню тебе. — У меня щиплет в носу от слез, наворачивающихся на глаза. Почему мне хочется плакать? Это просто счастье, что он захотел уйти из жизни Джета, из моей жизни, и наконец-то перестанет быть человеком, которого называют отцом.

— Нет. Я готов дать тебе пятнадцать тысяч, чтобы ты покончила со всем этим дерьмом. Я уже подготовил бумаги. Мы можем встретиться в суде по семейным делам завтра утром, потому что с меня хватит. Я не должен быть отцом ребенка, которого никогда не хотел, с женщиной, которая не умеет слушать.

Джет нахмурился. Его оскаленные зубы и стиснутая челюсть притягивают мой взгляд, показывая, что он не игнорирует разговор. Ярость, нарастающая внутри него, наполняет салон машины таким напряжением, что я не удивлюсь, если стекла разлетятся вдребезги. Мне следовало бы подождать с ответом на звонок, но я не знала, что разговор пойдет именно так.

Резкий голос Джета кричит в радио:

— Ну, этот ребенок никогда не хотел иметь такого отца, как ты.

Джет тянется к рулю и нажимает на кнопку, чтобы завершить разговор, а затем складывает руки на груди.

— Он полное дерьмо, — хмыкает Джет. Его покрасневшее лицо отворачивается от меня, не желая, чтобы я видела, как в его глазах наворачиваются слезы.

— Язык, — говорю я ему, хотя ситуация требует много слов из четырех букв. Он мотает головой в мою сторону, и я вздыхаю: наказывать его за язык — лишнее. — Ты прав. Он — дерьмо, но тебе всего восемь, и ты не должен употреблять такие слова.

Он вытирает глаза рукавом.

— Мне почти девять. Иногда хорошее ругательство — это единственное подходящее слово. Ну… ему оно подходит. Он только и делает, что орет и говорит, чтобы я постригся. Мне нравятся мои волосы, и он не должен обзываться. Он меня вообще бесит.

— Джет… — Я подъезжаю к школе, притормаживая, чтобы не мешать другим родителям, высаживающих своих детей. Моя рука тянется к спинке пассажирского сиденья, чтобы он мог видеть, как сильно я его люблю. — Жаль, что я не смогла выбрать лучшего отца для тебя, но хорошие манеры, это то, что я должна тебе дать, малыш. Я люблю тебя. Пожалуйста, не позволяй этому…

— Дерьму. Скажи это, мам, чтобы тебе стало легче внутри. — Он одаривает меня своей мальчишеской улыбкой, заставляя меня протянуть руку и распушить его волосы. Тому, как быстро он может остудить свой пыл, можно позавидовать.

— Главное, чтобы тебе было хорошо, но ты не должен так говорить. Пожалуйста, не устраивай сегодня учителям ад и не вырубай всех своих друзей этими вонючими носками.

Лицо Джета озаряется.

— Мама! Нам повезло! Посмотри, что случилось. Первым делом, еще до начала занятий, этот говнюк навсегда вычеркнул себя из нашей жизни. Это будет отличный день. Не опаздывай на прослушивание. Хочешь взять счастливые носки? Можешь принести их мне во время обеда.

— Нет, малыш, они все твои. И ты прав, это будет потрясающий день. И это твое последнее «дерьмо» и «говнюк» в моем присутствии по крайней мере на два месяца, если только это не будет абсолютно необходимо.

Джет кивает, хватает сумку и мчится внутрь, присоединяясь к друзьям. Как только Джет вместе с большинством учеников оказывается за дверями школы, я вцепляюсь в руль, радуясь, что мой восьмилетний сын никак не привязан к монстру, Дюку Эверету.

Дюк Эверет — это воплощение мечты девочки-подростка. Он был моей подростковой мечтой, пока я не позволила ему выбрать меня из всех девушек на первом курсе средней школы. Он установил правила и, конечно, переписал их по ходу дела. От «я была идеальной девушкой для него» до «мы не должны были встречаться».

Тихий стук в окно возвращает меня на площадку перед начальной школой Джета. Женщина со свистком и значком на шее смотрит на меня через закрытое окно.

— Извините. Я уже уезжаю — говорю я ей, опуская стекло, надеясь, что мои нервы и непрошенные слезы не отразились на моем лице.

— Все в порядке, миссис Хансен…

— Мисс. — Поправляю я ее.

— Мисс Хансен, скоро будет распродажа выпечки и карнавал «Весенний фестиваль». Если вы можете обратиться в родительский комитет, чтобы выбрать волонтерскую работу…

— Обязательно, обязательно, — заверяю я ее, поднимаю стекло и уезжаю, помахав ей рукой. Она не виновата в том, что отец моего ребенка — кусок дерьма.