1 Томас Мур (1779–1852) — известный ирландский поэт.
своем собственном времени – но, как правило, стекландшафты, которые точнее соответствовали реальному времени, стоили дороже.
Хейген замолчал, так и не убедив Селину. Она чуть заметно покачала головой, и я понял, что он не нашел к ней правильного подхода. Внезапно платиновый шлем ее волос всколыхнулся от удара холодного ветра, и с почти безоблачного неба на нас обрушились крупные прозрачные капли дождя.
– Я оставлю вам чек, – сказал я резко, и зеленые глаза
Селины сердито сфокусировались на моем лице. – Вы сможете переслать стекло мне?
– Переслать-то нетрудно, – сказал Хейген, соскользнув с изгороди. – Но может, вам будет приятнее взять его с собой?
– Да, конечно, если это не доставит вам хлопот, – я был пристыжен его безоговорочной готовностью принять мой чек.
– Я пойду, выну для вас лист. Подождите здесь. Я сейчас, вот только вставлю его в раму для перевозки.
Хейген зашагал вниз по склону к цепочке окон – в некоторых из них виднелось озеро, залитое солнцем, в других над озером клубился туман, а два-три были совершенно черными.
Селина стянула у горла воротник блузки.
– Он мог хотя бы пригласить нас в дом! Уж если к нему завернул идиот, он мог бы быть полюбезнее.
Я пропустил эту шпильку мимо ушей и начал заполнять чек. Огромная капля упала мне на палец и брызги разлетелись по розовой бумаге.
– Ну, ладно, – сказал я. – Постоим на крыльце, пока он не вернется.
«Крыса, – думал я, чувствуя, что все получилось совсем не так. – Да, конечно, я был идиотом, раз женился на тебе… Призовым идиотом, идиотом из идиотов… А теперь, когда ты носишь в себе частицу меня, мне уже никогда, никогда, никогда не вырваться».
Чувствуя, как внутри меня все сжимается, я бежал рядом с Селиной к домику. Чистенькая комнатка за окном, где топился камин, была пуста, но на полу валялись в беспорядке детские игрушки. Кубики с буквами и маленькая тачка цвета очищенной моркови. Пока я смотрел, в комнату вбежал мальчик и принялся ногами расшвыривать кубики. Нас он не заметил. Несколько секунд спустя в комнату вошла молодая женщина и подхватила мальчика на руки, весело смеясь. Она, как и раньше, подошла к окну. Я
смущенно улыбнулся, но ни она, ни мальчик не ответили на мою улыбку.
У меня по коже пробежали мурашки. Неужели они оба слепы? Я тихонько попятился.
Селина вскрикнула. Я обернулся к ней.
– Коврик! – сказала она. – Он намокнет.
Перебежав двор под дождем, она сдернула с изгороди рыжеватый плед и побежала назад, прямо к двери дома.
Что-то конвульсивно всколыхнулось у меня в подсознании.
– Селина! – закричал я. – Не входи туда!
Но я опоздал. Она распахнула деревянную дверь, заглянула внутрь и остановилась, прижав ладонь ко рту. Я
подошел к ней и взял плед из ее безвольно разжавшихся пальцев.
Закрывая дверь, я обвел взглядом внутренность домика. Чистенькая комната, в которой я только что видел женщину с ребенком, была заставлена колченогой мебелью, завалена старыми газетами, рваной одеждой, грязной посудой. В комнате стояла сырая вонь, и в ней никого не было. Единственный предмет, который я узнал, была маленькая тачка – сломанная, с облупившейся краской.
Я закрыл дверь на щеколду и приказал себе забыть то, что я видел. Некоторые мужчины содержат дом в порядке и когда живут одни. Другие этого не умеют.
Лицо Селины было белым как полотно.
– Я не понимаю… не понимаю…
– Медленное стекло, но двухстороннее, – сказал я мягко. Свет проходит через него и в дом и из дома.
– Ты думаешь?.
– Не знаю. Нас это не касается. А теперь возьми себя в руки. Вон идет Хейген со стеклом. – Судорога ненависти, сжимавшая мои внутренности, вдруг исчезла.
Хейген вошел во двор, держа под мышкой прямоугольную раму, запакованную в клеенку. Я протянул ему чек, но он глядел на Селину. Он, по-видимому, сразу понял, что наши бесчувственные пальцы рылись в его душе.
Селина отвела взгляд. Она вдруг стала старой и некрасивой и упрямо всматривалась в горизонт.
– Позвольте взять у вас коврик, мистер Гарленд, – сказал, наконец, Хейген. – Вы напрасно затруднялись.
– Ничего. Вот чек.
– Благодарю вас. – Он все еще смотрел на Селину со странным выражением мольбы. – Спасибо на покупку.
– Спасибо вам, – ответил я такой же стереотипной фразой, с той же бессмысленной вежливостью.
Я взял тяжелую раму и повел Селину к тропе, по которой нам предстояло спуститься на шоссе. Когда мы добрались до первой смоченной дождем и скользкой ступеньки, Хейген окликнул меня:
– Мистер Гарленд!
Я неохотно оглянулся.
– Я ни в чем не виноват, – сказал он ровным голосом. –
Их обоих сшиб грузовик на шоссе шесть лет назад. Шофер был пьян. Моему сыну только исполнилось семь. Я имею право сохранить хоть что-то.
Я молча кивнул и начал спускаться по лестнице, крепко обнимая жену, радуясь ощущению ее руки у меня на плече. Перед поворотом я оглянулся и за струями дождя заметил, что Хейген, ссутулившись, сидит на изгороди там, где мы увидели его, когда вошли во двор.
Он смотрел в сторону дома, но я не мог различить, виднеется ли что-нибудь в окне.
Продается планета