Безжалостное небо

Южнее тянулись шпили серых обветшалых высотных домов. Несколько лет назад правительство преодолело жилищный кризис, построив множество жилых домов типа того, в котором жил Йенсен. Это были так называемые “упрощенные” районы с абсолютно стандартными квартирами в стандартных домах. И вслед за этим опустели высотные дома, построенные, как это ни парадоксально, вдали от центра. Сначала от них отказались бизнесмены и торговцы недвижимым имуществом, затем муниципалитет и сами жильцы. Немалую роль сыграло падение рождаемости и, как следствие этого, сокращение населения. Из-за отсутствия ухода вышли из строя коммуникации, а после того, как было выключено электричество и прекращена подача воды, высотные дома начали быстро превращаться в трущобы. Большинство из них в свое время появилось на свет благодаря предприимчивости некоторых дельцов, воспользовавшихся жилищным кризисом. Сооруженные наспех, как попало, они ветшали и разрушались, всем своим видом напоминая надгробные памятники в окружении разросшихся сорняков. Как утверждали эксперты из Министерства общественных работ, после того как все жители покинут районы высотных домов, дома полностью придут в упадок. Они называли эти места “районами естественного санирования”, среди населения же за ними укрепилась слава гигантских свалок. Прогнозы экспертов подтверждались во всем, кроме одного; в домах, еще пригодных для жилья, по-прежнему было заселено около пяти процентов квартир. В них жили люди, о которых государство всеобщего благосостояния по тем или иным причинам не сумело позаботиться. Время шло, дома окончательно разрушались, увеличивалось число несчастных случаев, но в соответствии с законом ни владельцы домов, ни городские власти за это не отвечали. Население давно предупреждали об опасности.

Йенсен взглянул направо — машина проезжала мимо одного из участков “естественного санирования”. Примерно треть домов сохранилась. На фоне светло-голубого осеннего неба они возвышались подобно исполинским столбам, покрытым копотью и сажей. Вдали он заметил группу детей, игравших среди разбитых автомобилей и груд бутылок и пластмассовых упаковочных ящиков.

Взгляд Йенсена был спокойным и безучастным.

Минут через пятнадцать такси остановилось перед зданием аэропорта. Йенсен расплатился и вылез из машины.

Бок по-прежнему болел.

4

В комнате было два окна, задернутых легкими светло-голубыми занавесками. Стены выкрашены в темно-синий цвет, потолок белый. Кровать из светлого дерева хорошо вписывалась в общий стиль комнаты.

Йенсен неподвижно лежал на спине, вытянув руки по бокам. Справа от него виднелась кнопка звонка. Стоит на нее нажать, и через несколько секунд в комнату войдет медсестра. Йенсен не касался кнопки. Он думал об одном — какое сегодня число. Первое ноября или второе? А может, третье? Он знал, что находится в этой палате около двух месяцев, но никак не мог вспомнить точную дату прихода сюда, и это его раздражало.

Он знал также, что выжил. Это его не удивляло, однако он испытывал легкое недоумение из-за того, что не был этим удивлен.

Вдали у окна стояло плетеное кресло. Последние две недели ему дважды в день разрешалось в нем посидеть — полчаса утром и полчаса после обеда. Сейчас была вторая половина дня, и Йенсена потянуло к окну. Давно уже он не испытывал ничего подобного.

Дверь открылась, и в комнату вошел стройный мужчина в светло-сером костюме. Его смуглое лицо с тонкими черными усиками обрамляли длинные кудрявые волосы, Кивнув Йенсену, вошедший остановился у его ног, полистал толстый журнал, висевший на спинке кровати, затем достал желтоватую сигарету с длинным бумажным мундштуком и сунул ее в рот. Рассеянно пожевал сигарету, достал коробок со спичками и закурил. Задув крошечный огонек, мужчина бросил спичку на пол, быстрыми шагами подошел к изголовью кровати, наклонился над Йенсеном и посмотрел ему в глаза.

Йенсену казалось, что он видел это лицо несчетное число раз. Выражение смотрящих на него карих глаз менялось — оно бывало озабоченным, спокойным, любопытным, ищущим или печальным. Запах же был неизменным — от мужчины пахло табаком и бриллиантином. Йенсен смутно припоминал, что однажды видел этого человека с марлевой повязкой на лице, в оранжевой резиновой шапочке, закрывавшей кудрявые черные волосы. Тогда все вокруг Йенсена было залито резким бело-голубым светом, и мужчина был одет во что-то, напоминающее белый фартук мясника. Более того — и это Йенсен отчетливо помнил — еще раньше он долго тряс ему руку и говорил что-то на непонятном гортанном языке — очевидно, это должно было означать: “Добрый день” или “Добро пожаловать”. А может, он просто назвал свое имя.

Сегодня мужчина выглядел веселым. Он ободряюще кивнул Йенсену, небрежно стряхнул на пол пепел, затем повернулся и вышел.