Безжалостное правление

Возможно, я единственный, кто так считает, судя по восторженной толпе. Все внимание приковано к сцене, к исполнению Кармен, а мое внимание целиком и полностью захвачено женщиной в ложе прямо напротив моей.

Она отказывается смотреть в мою сторону.

Я заслужил ее гнев, и я буду сожалеть о том поцелуе с Катериной до самой смерти. Он был нежеланным и определенно незваным. Вкус у нее был совсем не тот, совсем не похожий на сладкий, поцелованный солнцем аромат Лизы, который навсегда запечатлелся в моей памяти. Я оттолкнул Катерину, но вред уже был нанесен.

Причинять боль Лизе не входило в мои планы. Вспышка гнева в ее глазах, когда ее будущая невестка прижалась своими искусственными, подушечками губ к моим, заставила мое сердце заколотиться.

Лиза может носить кольцо другого мужчины, но я — тот, кого она хочет… и кого она получит.

По правде говоря, план держаться от нее подальше разрушился, как только я увидел синяк под ее глазом. Потому что я знаю, что синяк никогда не бывает просто синяком. Сначала это синяк, потом синяк под глазом, потом сломанная рука, а потом твоя мать лежит в луже крови, а твой отец продолжает жить дальше, потому что ты был слишком труслив, чтобы остановить его, пока не стало слишком поздно.

Я не совершу эту ошибку дважды.

Всю свою жизнь я принимал взвешенные решения, думал головой, а не сердцем. За время, прошедшее после Лондона, мои голова и сердце наконец-то нашли общий язык.

Я не хочу смотреть, как Лиза выходит замуж за человека, который ее не заслуживает и чьи издевательства будут только усугубляться. Но я должен сдерживать себя, потому что мои безжалостные действия приведут к серьезным последствиям. Для меня, для Лизы и для Синдиката Белова.

Сейчас, как никогда, мне нужно выждать время, пока не наступит подходящий момент, чтобы сделать шаг. Судя по тому, что Антолий стал теневым, этот момент может наступить скорее рано, чем поздно.

С другого конца оперного зала Лиза наконец поворачивается в мою сторону, и, черт возьми, она практически плюется огнем из своих глаз. Если бы взгляды могли убивать и все такое.

После минуты смертельных взглядов она намеренно отворачивается. Несмотря на то, что она сосредоточена на сцене, я чувствую ее энергию, направленную на меня, как безмолвный шторм через пропасть.

Я почти смеюсь про себя. Она чертовски очаровательна, когда злится. Но ей незачем быть такой, и при первой же возможности я выложу все начистоту.

Рядом со мной Катерина слегка хихикает, когда ее рука скользит по моему бедру и оседает на промежности. Ее наманикюренные когти нежно пробегают по ткани моих брюк, пытаясь заставить меня возбудиться. Будто я вообще могу для нее что-то сделать.

Я отдергиваю руку и бросаю на нее предупреждающий взгляд.

— Как я уже говорил, этого не будет.

Она надувается — этот прием, вероятно, срабатывал со многими до меня. Я нахожу его чертовски несносным.

— Мы можем найти какую-нибудь заднюю комнату. — Ее дыхание проносится над моим ухом, ее тошнотворно сильный парфюм врывается в мой нос. — Или я могу отсосать тебе прямо здесь. Мы достаточно высоко, чтобы никто не видел.

Она говорит это только для моего блага. Катерина хочет, чтобы люди нас видели. Она хочет, чтобы все знали, что именно она сегодня висит на моей руке.

— Пас. — Я шиплю от досады.

Она не понимает намеков. Это не было свиданием; я пришел к ней с деловым предложением, не более того. То, что нас увидят вместе сегодня вечером, было частью ее условий — она хочет, чтобы весь мир думал, что она заполучила высокопоставленного члена Синдиката Белова. Это далеко от истины, но я должен выполнить свою часть сделки.

Я поднимаю глаза, когда Анатолий что-то шепчет Лизе на ухо, а затем встает и уходит с балкона. Когда Лиза остается одна, ее взгляд снова обращается ко мне. Она хмурится, и я улыбаюсь. Другие, возможно, не восприняли бы ее враждебность как приглашение, но, полагаю, именно этим я и отличаюсь.

— У меня дело, — говорю я Катерине, затем встаю и застегиваю пиджак.

Она хмурится.

— Это не может подождать до антракта?

— Может, но я не хочу.

Ее дружелюбная маска спадает, и перед нами предстает настоящая Катерина. Та, что известна своей мелочностью и стервозностью.

— Неважно. Меня больше не волнует это дерьмо. Я собираюсь найти своих друзей в баре. — Она уходит, покачиваясь на каблуках, и ее дизайнерское малиновое платье резко развевается при каждом шаге.

Не знаю, кто сказал, что ей идет красный цвет, но, должно быть, они были дальтониками.

Лиза не слышит, как я вхожу на ее балкон. Она не замечает, когда я закрываю занавеску и делаю несколько шагов ближе, звук моего приближения заглушается крещендо оркестра.

Но она замечает, когда моя рука тянется и закрывает ей рот. Ее тело напрягается, и она пытается отвернуться, но я не даю ей этого сделать.

— Ш-ш-ш, — уговариваю я ее на ухо, приседая за ее сиденьем.

Запустив руку в волосы, я заставляю ее оставаться на месте, пользуясь случаем, чтобы вдохнуть этот запах. Ее тонкий аромат — как глоток свежего воздуха.

Она визжит от досады.

Я хихикаю.