— Почему все говорят о них так, будто они такие чертовски страшные? — спрашиваю я, и Черч отворачивается. Я помню, что он сказал о том, что его сестры не состоят с ним в кровном родстве, почему это имеет значение и как это повлияло на его мрачное настроение в тот день, хотела бы я знать.
— Ты поймёшь, — шепчет Черч, хватая меня за руку и утягивая к себе на колени. Я так удивлена этим поступком, что в итоге сижу совершенно ошеломлённая. — Нам следует попрактиковаться, просто на всякий случай.
— Попрактиковаться в чём? — спрашиваю я, и он улыбается, на его лице появляется тьма. Однако в этой тьме есть какой-то жар, которого я никогда раньше не видела.
— В этом.
Черч поворачивает моё лицо к себе своими изящными пальцами, а затем целует. Шок от этого замораживает меня на месте, в то время как интенсивность действия превращает меня в лужицу. Его язык скользит по моему рту, умело захватывая меня в свои сети, втягивая в себя, даже когда я пытаюсь сопротивляться. Он сдержан, но за этим фасадом горит огонь, который, кажется, в любой момент может разрушить эту осторожную напряжённость.
Я отстраняюсь, поворачивая голову и поднимая руку, чтобы прикрыть рот. Каждое место, к которому он прикасается, вызывает у меня покалывание, и мне внезапно нужна дистанция. Забравшись обратно на своё сиденье, я увеличиваю расстояние между нами на оставшуюся часть двухчасовой поездки.
Черч почти не разговаривает, просто смотрит в окно с каким-то отрешённым выражением на лице. Я пользуюсь возможностью проверить телефон, отправляю сообщение папе, чтобы сообщить ему, что остаюсь у Моники — полная грёбаная ложь, очевидно, но что ещё я могу сделать? Есть несколько сообщений от других парней, в том числе одно от Рейнджера, в котором просто говорится: «
— Рейнджер извиняется передо мной; я просто не могу понять, за что именно.
— Он выплеснул на тебя всю ту страсть, которую держал взаперти. Он думает, что отпугнул тебя. — Черч на мгновение замолкает. — Неужели правда?
— Нет, конечно, нет. — Я кладу телефон обратно на колени и смотрю на него, стараясь не слишком задумываться о возможности того, что Черч… ну знаете, что я ему
Машина подъезжает к этому неброскому, но элегантному белому пляжному
Мы приземлились в Нью-Йорке, но сейчас мы определённо за тридевять земель от него. Солнце сияет в ясном голубом небе, отражаясь от пологих гребней океана. Территория ухожена, но не так, как в доме матери Рейнджера в Лос-Анджелесе. Здесь всё более естественно: вьющиеся растения, вплетённые в каркас веранды, букеты цветов, едва помещающиеся в отведённые им ящики.
— Кстати, мы сейчас в Хэмптонсе, — говорит Черч и открывает дверь. Он едва успевает встать, как пожилая блондинка обхватывает его лицо руками.
— Мой малыш, — говорит она, целуя его в обе щеки и оставляя мазки помады телесного цвета. Она отступает назад, не отрывая взгляда от его лица и изучая его. Женщина довольно хорошенькая, и будто выглядит слишком молодо, чтобы быть его матерью, всё-таки он самый младший из шести, верно?
Или… он сказал, что его сёстры не были кровными родственницами, так что именно это значит?
— Мама, — говорит он, а затем протягивает мне руку, чтобы я взяла её. Я переплетаю свои пальцы с его и позволяю ему помочь мне выбраться с заднего сиденья на солнечный свет. Голубые глаза женщины загораются, и она дарит мне самую тёплую улыбку, которую я, возможно, когда-либо получала в жизни. Выражение её лица… это напоминает мне Черча, одну из тех широких, жизнерадостных улыбок, которые он имитирует, но не всегда ощущает.
Теперь это обретает больше смысла; он научился этому у мамы.
— Ты ещё красивее, чем на фотографиях, — говорит она, и когда я протягиваю ей руку для рукопожатия, она вместо этого хватает меня и крепко прижимает к себе, выбивая из меня дух. Но это такое приятное, искреннее объятие, что я едва ли могу жаловаться.
— Приятно с вами познакомиться, — удаётся мне выдавить из себя, когда она чуть отстраняет меня назад, чтобы осмотреть. Пока я щеголяю в своих старых спортивных штанах школы Санта-Круз и простой серой майке, купленной во время полёта на самолёте, миссис Монтегю одета в белый брючный костюм с розовой блузкой под жакетом. — Мы всегда говорили о важности поиска той единственной, с кем будет Черч, не так ли, милый?
— Именно, — произносит мужчина, спускающийся по тропинке в джинсах и футболке. Он вытирает грязь с ладоней, и я приподнимаю бровь. Это мистер Монтегю, одетый как садовник, и у него грязные джинсы?
Ну, чёрт, они мне уже нравятся.
И всё же я изо всех сил пытаюсь понять, почему все друзья Черча так зловеще отзываются об этой паре.