И если я чувствую малейший намек на боль в его поцелуе, малейший оттенок страдания и сожаления, я знаю, что это, должно быть, разыгралось мое воображение.
24
Я должен сказать ей.
Сказать Натали, и пусть она ненавидит меня какое-то время, пока я не смогу заставить ее понять. Пока я не найду правильные слова, чтобы объяснить, что обещание самому себе не говорить ей до сих пор не было ложью, то был один из тех секретов, которые, как я сказал, я должен хранить, чтобы она была в безопасности.
Только она бы знала, что это чушь собачья. Нат слишком умна для этого.
Она уже слишком хорошо меня понимает.
Эту тайну я храню не ради ее безопасности, а из эгоистических соображений.
Потому что я знаю, что, если бы я сказал ей, что все это время знал, что ее пропавший жених не упал с горы, как она думает, она бы меня возненавидела.
Если я скажу ей, зачем на самом деле приехал в город в сентябре прошлого года, она никогда мне этого не простит.
И если бы я сказал ей, какие последствия будут для нее, если Макс когда-нибудь узнает, что я солгал ему, она бы реально захотела, чтобы я сдох.
Я должен уйти, пока до этого не дошло.
Я должен уехать и никогда больше не возвращаться сюда.
Я должен позволить Натали найти нормального мужчину, жить нормальной жизнью и следить за ней на расстоянии.
Но когда Натали смотрит на меня своими прекрасными глазами цвета морского океана, полными эмоций, я знаю, что не сделаю ничего из этого.
Даже если я каким-то образом найду в себе силы уйти, я не смогу остаться в стороне. Она уже доказала, что слишком сильна, чтобы я мог сопротивляться. Слишком затягивает. Я окончательно и бесповоротно под действием ее чар.
Так что правда — это не вариант.
Единственный выбор, который у меня есть, - это прожить эту двойную жизнь как можно осторожнее. Все яйца по разным корзинам. Пути моего следования на восточном побережье и на западном никогда не пересекутся.
Я не могу сделать ни одного неверного шага на этом канате, по которому иду, потому что на карту поставлена ее жизнь.
А я не могу потерять ее.
Если это когда-нибудь произойдет, я выжгу весь мир дотла, прежде чем последую за ней в темноту.
25
После душа я наливаю Кейджу виски и сажаю его за кухонный стол, где хорошо освещено. Затем я достаю иголку и нитку из своего швейного набора, перекись водорода из шкафчика в ванной, маленькое хлопчатобумажное полотенце и марлевые салфетки.
Стоя перед ним, глядя на этого огромного татуированного парня, сидящего на стуле в моей кухне, на котором нет ничего, кроме серых спортивных штанов, приобретенных мной ему в подарок, я внезапно ярко ощущаю прилив обжигающего чувства счастья. Это чувство ослепляет, как будто я смотрю на солнце.
Чтобы не сморозить какую-нибудь глупость, я говорю:
— У меня нет здесь никакой ленты.
Развалившись в кресле, как настоящий король распутников, Кейдж делает глоток виски, облизывает губы и улыбается мне:
— Ленты?
— Бинты. Я не смогу их зафиксировать, мне понадобится медицинская лента.
— У тебя найдется скотч?
— Я не собираюсь заклеивать тебя скотчем! Он предназначен для технических целей! Он сдерет с тебя кожу, когда ты попытаешься его снять!
Кейдж смотрит на швейный набор в моей руке.
— Ты заштопаешь меня хлопчатобумажной нитью, которая раскрошится и занесет инфекцию, так что я могу помереть от сепсиса, но ты разграничиваешь виды клейкой ленты.
Я в ужасе смотрю на нить.
— Вот дерьмо. Что же мне тогда использовать?
— Леска подойдет. Если ее у тебя нет, то зубная нить без запаха.
Я не спрашиваю, откуда он это знает. Я просто возвращаюсь в ванную и беру зубную нить, а затем возвращаюсь на кухню. Кейдж наливает еще стакан виски.
— Хорошая идея. Это поможет заглушить боль.
— Это не для меня. Это для тебя.
— Не думаю, что с моей стороны разумно употреблять алкоголь перед подобного рода операцией.
— Я же считаю крайне неразумно со стороны моего врача пытаться оперировать меня такими трясущимися руками.
Мы оба смотрим на мои руки. Они определенно дрожат.
— Отлично. Ну же.
Выкладываю все свои припасы на стол. Кейдж протягивает мне стакан виски. Я выпиваю большую часть и возвращаю ему стакан.
— Хорошо, я сяду здесь. Тебе стоит повернуться...
— Ты будешь сидеть здесь.
Кейдж притягивает меня на колени, лицом к себе, таким образом, что я седлаю его, обхватывая бедра Кейджа своими.
— По-моему, такая позиция намного лучше.
Погрузив пальцы в мою задницу, Кейдж наклоняется и утыкается носом в мою шею.
— Для меня – определенно да.
— Я ценю твое внимание, но если продолжишь отвлекать меня в том же духе, рискуешь остаться со швами, которыми гордился монстр Франкенштейна.
— Как по мне, в ближайшее время я не планирую принимать участие в каких бы то ни было конкурсах красоты, детка. Просто очисти и зашей.
— Говоришь так, будто это легко.
— Потому что так оно и есть. Я проведу тебя через это. Сначала вылей перекись на рану.
Я наклоняюсь ближе, чтобы осмотреть ранение, прикусывая губу, когда вижу рану вблизи.