Безжалостный

Потом выхватила Лесси из объятий мальчика. Держа собаку в вытянутых руках, радостно смеясь, закружилась на месте, в развевающейся юбке.

Если бы я сделал что-то подобное, Лесси заскулила бы от страха или, оскалив зубы, зарычала, требуя, чтобы я прекратил это безобразие. В руках Клотильды она блаженно улыбалась, а хвост мотался из стороны в сторону.

Когда собаку поставили на пол, ее шатнуло, но Клотильда на головокружение не пожаловалась, тут же вернулась к дровяной плите, прежде чем у нее что-то могло подгореть.

– Вы остаетесь на обед, – объявил Гримбальд.

– Они уже пообедали, – откликнулась Кло, прежде чем кто-то из нас успел ответить. – Я видела это в листке базилика.

– Тогда вы расскажете нам о взрыве вашего дома, пока мы будем обедать, – нашел выход из положения Гримбальд. – Какой использовался метод, как выглядел дом, когда рушился, как разлетелись обломки.

– Они приехали за оружием, – добавила Клотильда.

– Вы и это увидели в листке базилика? – спросил я.

Пенни указала на каменный пол.

– Думаю, она скажет тебе, что об этом ей поведали капли дождя, упавшие с плаща Майло.

– Совершенно верно, дорогая, – Клотильда подняла деревянную лопатку, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Значит… ты наконец-то признаешь, что у меня есть пусть маленький, но дар провидицы.

– Что у тебя есть, мама, так это театральный дар. Тебе нравится быть загадочной и заботливой.

– Моя дочь – скептик. Но я тоже люблю тебя, дорогая.

Наконец-то опустив Майло на пол, Гримбальд встал на колено и, помогая ему снять желтый дождевик, спросил:

– За оружием? Но я думал, Каб, что ты против оружия.

– Я не против того, чтобы оно было у других, Грим. Что же касается меня… я испытывал к нему отвращение.

– А теперь?

– Я это отвращение преодолеваю.

Глава 38

Из гостиной бункера путь в арсенал лежал через прежнюю спальню Пенни. За пятнадцать лет, прошедшие со дня ее отъезда из дома, спальня ни на йоту не изменилась, осталась точно такой же, как в детстве Пенни, проведенном ею с родителями под землей в те дни, когда они спускались в бункер.

Отчасти из сентиментальных мотивов, они не расширили арсенал за счет спальни дочери. Они также надеялись, что мы с Пенни различим признаки надвигающегося Армагеддона и присоединимся к ним в этой цитадели выживания до того, как политикан, или безумный мулла, или рехнувшийся диктатор, или группа обозленных утопистов, или просто повседневная деятельность федеральной бюрократии уничтожит цивилизацию.

Я не исключаю возможности того, что придет день, когда мы спустимся с ними под землю. Но прежде чем поселиться в бункере, я настою на том, чтобы из комнаты Пенни убрали постер обнаженного по пояс Джона Бон Джови: не хочу, чтобы он напоминал ей, что она получила гораздо меньше, чем сулили ей девичьи грезы.

Арсенал находился рядом с еще одной большой комнатой их подземного комплекса. В нем собрано самое разное оружие, не говоря уже о боеприпасах. Защитникам Аламо хватило бы их на пять лет.

Разумеется, в прошлом, когда Пенни была Брунхильдой, она росла в окружении оружия. И хотя считалась с моим мнением и дома оружия не держала, дважды в год ездила с родителями в тир, чтобы не терять навыков меткой стрельбы.

Я бы предпочел остаться на кухне с Клотильдой и Майло. Но ради защиты моей семьи, если я, действительно, хотел перебороть отвращение к оружию, мне не оставалось ничего другого, как взглянуть на него, а вскорости, похоже, даже и коснуться.

Пенни и ее отец углубились в сугубо техническую дискуссию об оружии, которое подошло бы нам больше всего. Я пытался внимательно слушать их и набираться ума, но очень скоро вообще перестал что-либо понимать. Совсем как кельтские слова, которыми Клотильда благословляла нашего сына. И вскоре им удалось сделать то, чего я и представить себе не мог: оружие стало для меня менее пугающим, зато ужасно скучным.

Я вышел из арсенала в последнюю и самую большую комнату бункера. Здесь находилось доказательство (если бы я в нем нуждался), что Грим и Кло – не безумцы, что они ничем не отличаются от других эксцентричных людей.

Под выживанием они понимали не просто сохранение собственных жизней в случае глобальной катастрофы. Они надеялись сохранить и фундаментальные труды мысли и искусства, которые дал миру Запад, общество, исходящее из того, что каждый человек рождается с чувством собственного достоинства и дарованным Богом правом быть свободным, которое никто не может отрицать или оспаривать.

Книги.

Классические произведения древнегреческой философии. Аристофан… Аристотель… Платон…

Пьесы Еврипида. Плутарх с жизнеописаниями легендарных и реальных греков и римлян. Геродот – с древней историей. Гиппократ – с медициной. Евклид и Архимед – с механикой и математикой.

Шедевры Средних веков: Данте… Чосер… Святой Фома Аквинский…

От Шекспира до «Жизни Джонсона» Босуэлла, от Диккенса до Достоевского[21].

Двадцатый век, в течение которого напечатали больше книг, чем в любом другом, представляли не больше сотни томов. Конрад, соединивший столетия «Сердцем тьмы». Беллоу… Черчилль… Оруэлл… О’Коннор… Пастернак… Во…