Безжалостный

– Я увидел, что вода льется, дверь в душевую кабинку распахнута. Белье и халат Мардж лежали на полу. В ванной было окно с матовым стеклом. Нижнюю половинку подняли, занавеска колыхалась на ветру. Как он мог так тихо утащить ее, без борьбы? Я выглянул в окно. За мотелем начиналось поле, бесконечное поле, лишь где-то там вдали высились деревья. Светила полная луна, и никого, никого я не увидел…

Пенни прошептала мое имя, ей хотелось знать, о чем говорит Джон. Я глянул на нее, покачал головой.

Меня охватило предчувствие дурного: а вдруг она тоже исчезнет, как Маргарет Клитрау, повернет за угол, а когда секундой позже его обогну я, ее уже там не будет?

– В мотеле было три крыла. Я побежал к фасаду. В полной уверенности, что увижу, как ее заталкивают в машину. Но стояла такая тихая ночь. Я не увидел ни души. Только ночной портье сидел в своей клетушке, смотрел телевизор. Потом я увидел, что дверь в наш номер распахнута. Подумал… понял… я оставил девочек одних, и теперь их унесли, забрали у меня…

Еще один массивный трейлер начал обгонять наш «Маунтинер», его мощные фары прорезали струи дождя. Пенни ослабила давление ноги на педаль газа, чтобы грузовик быстрее проскочил мимо, и я чуть не попросил ее не снижать скорость.

– Но девочки спали, как я их и оставил. А на второй кровати… на покрывале сверкали кольца Мардж, обручальное, свадебное. Я знал, что она мертва, или я могу считать ее мертвой. Он бы не стал мучить меня кольцами, находись она где-нибудь поблизости, там, где я мог ее найти. Объяснять все это копам в незнакомом городе – пустая затея. Они бы подумали, что она ушла от меня. Возвращенные кольца это доказывали. Ни один похититель не вернул бы кольца. Ваксс похитил Мардж, он мог похитить и девочек. Я мог думать только о них…

Его голос переполняло чувство вины. Он верил, что предал Мардж. И пусть ничего такого не было и в помине, я понимал, что он будет верить в это до конца жизни.

– Успокойтесь, – предложил я. – Слишком много накопилось у вас на душе, вы можете позвонить мне позже. Не надо все и сразу.

– Нет. Я должен вам рассказать. Вы не понимаете. Я должен вам рассказать. – Он глубоко вдохнул. – Я побросал в чемоданы то немногое, что мы достали из них. Эмили и Сара так крепко спали, что едва шевельнулись, когда я перенес их в наш внедорожник и пристегнул ремнями безопасности на заднем сиденье. Когда уехал от мотеля, никто нас не преследовал. Но никто не преследовал нас и пока мы ехали от дома до мотеля, больше сотни миль…

– Кредитная карточка, – я вспомнил его предупреждение.

– Да. Я так и подумал… в мотеле я расплатился по «Америкен экспресс». Вы видите это в кино, они могут вас выследить. Но это же не ФБР. Всего лишь полоумный рецензент книг, у которого не больше ресурсов, чем у меня. Возможно, он что-то подложил в наш внедорожник…

– «Маячок», – предположил я.

– Поэтому я нашел тихий район, застроенный жилыми домами, где автомобили стояли и у тротуара, и на подъездных дорожках. Начал искать ключи за щитками, под сиденьями. Не мог поверить, что иду на такой риск. Обезумел от страха за девочек. Я украл «Крайслер ПТ Круизер». Перенес в него чемоданы, перенес девочек. Эмили начала хныкать, но я ее успокоил…

Пенни вглядывалась в залитое дождем ветровое стекло. Внезапно автомобили исчезли. В зеркалах заднего вида темнела ночь. И впереди не краснели чьи-либо задние огни. Автострада превратилась в вену в мокрой плоти ночи, и мы мчались по ней, словно пузырек воздуха, навстречу неведомой, но неизбежной гибели.

– Все это происходило на Восточном побережье, в штате Нью-Йорк, но, проехав сто миль, мы оказались в Пенсильвании. В «ПТ Круизер» я поехал на юг. Мой агент, Джерри Саймонс, жил на Манхэттене, но в округе Бакс ему принадлежал участок земли в четыре акра, где он проводил летние уик-энды. Как-то раз мы с Мардж гостили там неделю. Стоял поздний июль, и я не знал, где сейчас Джерри. Позвонил на сотовый, выяснил, что он в Нью-Йорке, придумал байку о том, что мне нужно тихое место, чтобы закончить роман. Он разрешил воспользоваться его домом. Я знал, где спрятан запасной ключ. Мы с девочками добрались туда за три часа…

Я уже прекрасно понимал, что Джон Клитрау впервые за прошедшее время, почти три года, делится воспоминаниями о происшедшем, и нужда выговориться очень остра. И вроде бы чувствовалось, что он хочет как можно скорее поделиться со мной сведениями, которые помогут мне избежать таких же утрат, какие постигли его.

Но после того, как он прибыл в тот дом в округе Бакс (естественно, в воспоминаниях), интонации изменились. Неотложность ослабла, не столь сильно ощущалось и чувство вины. Печаль перешла в леденящее кровь безразличие, голос стал унылым, лишился эмоциональной окраски.