Безжалостный Орфей

— Раз так мудро поступили, что описали, как было дело, прошу вернуть перстень, золотые часы и брильянтовую заколку, что одолжили у наследника золотых рудников. Не хочется обыскивать даму. Вернуть можете вот этому господину…

Искра усмехнулась, поставила ножку на стол чиновника, медленно и высоко подняла юбку, так что показалась аппетитная часть ножки в черных кружевах, дернула потайной мешок и швырнула в руки Лебедеву.

— Для хороших людей ничего не жалко, — сказала она и зевнула.

— Крайне признателен. Портсигар и перстень князя Юнусова, полагаю, найдем в вашей квартире. Не могли вы вчера их заложить.

Ему ответили загадочной улыбкой.

— Позвольте дружеский вопрос?

— Дружеский? Ну, давай, умник…

— Где делали прическу?

Искра блеснула глазами не хуже кобры:

— Чтоб я кого-то к своей голове подпустила? Да не в жисть… Только сама. Своими, вот этими умелыми ручками. Все, веди в камеру. Спать хочу.

Она отправилась, покачивая бедрами. Городовой покорно шел следом и не мог оторваться от плавных движений, как завороженный. Из коридора, что вел в тюремную часть, донеслось:

Очи черные, очи страстные,
Очи жгучие и прекрасные…

Лебедев хмыкнул:

— Вот ведь язва. Но вы ловко ее. И Гривцов все же молодец, пошел на героическую смерть. Я один сплоховал. Эх, вот она, старость. Глупею. Теперь на вас вся надежда.

— Не подлизывайтесь, — сказал Родион, устало разваливаясь на стуле. — Колю спасли не ваши инструкции, а его дурь. Что бывает только в России. Шампанское свернуло ему мозги, Искре пришлось о нем заботиться. Невероятно, но факт. Да и рисковал он вашими драгоценностями.

— Значит, все-таки она не убивала Юнусова?

— Конечно, нет. Обчистила карманы и безымянный палец. За что и задержана.

— Думаете, барышень не трогала?

— Ее специальность — богатые и глупые мужчины. Отличная приманка. Отличное тело. Отличный экземпляр. Зачем такие способности тратить на девиц? Нелогично.

— Верно. Хотя про записку я и сам догадался: не могла она… Кто ее подкинул, не знаете?

— Скоро узнаем…

Лебедев решительно взялся за чемоданчик:

— Раз виноват кругом… Поехали к вам, в «Европейскую», там этот новомодный бар еще открыт. Зальем вину. — И метким плевком отправил леденцы на пол участка.

Выбора Родиону не оставили.

* * *

Официант вертел полотенцем в бокале, чтобы не заснуть. Хоть теперь его гордо именовали «бармен», лучше не стало. Уж полночь близится, а бармена все нет-нет, да и дернут по какой-то ерунде. То им водки, то опять водки, то еще водки. Хоть бы кто заказал коктейль. Не понимают господа, что водку в трактире пить положено. А здесь — наслаждаться симфонией ароматов в одном бокале. Так ведь нет же! Что за народ у нас, честное слово. Никакой европейской чувственности. Третью рюмку уже засадил, и снова мало. Кивнув господину за стойкой, официант подал новую на серебряном блюдце и демонстративно отвернулся.

Аполлон Григорьевич метким броском осушил рюмку. Он не мог опьянеть. Легкий, расслабляющий дурман, который так был нужен, потерялся в закоулках трудного вечера. Голова его была слишком ясной, и в ней вертелись свежие картинки.

— Я на каторгу не соглашался! — вдруг сказал он, отправил коробку монпансье в кадку с пальмой, вынул заветную сигарку, жадно раскурил, от души затянулся и выпустил густой дым. Бармен схватился за нос, словно пострадал в уличной драке, и бросил на произвол судьбы и бар, и стойку. С него было достаточно.

— А-а-ах, родимая… Как же я по тебе соскучился… Вот она, сила, не то что эти сопли разноцветные жевать.

Ванзаров ощутил знакомый дух во всей его неописуемой гадости, но возражать было нельзя. Такой уж вечер выдался.

— С Гривцовым все нормально? — спросил он.

— Что с ним будет! Организм молодой, крепкий. К утру проспится. Доставили его на руках городового Самсонова, как на перине, да. Передали из рук в руки матери, как павшего греческого воина — на щите. На Самсонова орать бесполезно, ему все едино. А вот я искренне рад, что не попался под горячую руку его матушки. Не люблю женских истерик по всяким пустякам. Наделал Николя дел. Отличился, нечего сказать.

В ответ на пронзающий взгляд Аполлон Григорьевич поправился:

— Ну, все мы хороши…

— Не мы, а вы, — поправил Родион. — Мало того, что пыль мне в глаза пускали, так не увидели очевидных фактов. Точнее — не захотели их видеть. Сделали вид, что ослепли на один глаз. Это же очевидно: три убийства барышень не имеют никакого отношения к Юнусову. И хлороформ тут ни при чем. Как и госпожа Завадская.

— Как же поняли, что у князя юного случилось?

— Это так просто и очевидно, что сейчас нет сил объяснять.

— Искру тоже отпустите?

— Оформим мелкую кражу. Получит свои три месяца. Что еще с ней делать? Такую лихую барышню исправлять — бесполезно, пугать — глупо. Вы мне лучше скажите… — Родион посмотрел сквозь полную рюмку на буфет. Разноцветные этикетки пузырились в линзе. — Часто встречали, чтобы использовали сразу два способа убийства: отравление и повешение?

Лебедев втянул струю дыма и выпустил краешком губы: