Безжалостный рыцарь

Я часто закатывала глаза на девушек, которые утверждали, будто не могут контролировать себя в присутствии симпатичных парней и поэтому ведут себя глупо.

Оказывается, карма не всегда сучка. Иногда она дьявольски привлекательный квотербек с такими острыми скулами, что о них можно порезаться; зелеными глазами, такими пронзительными, что вы всерьез задаетесь вопросом, не является ли он наполовину волком, и худым, мускулистым телом, которое заставляет…

Возьми себя в руки, Сойер.

– Я и есть мудак. – Подвинувшись, Коул повернулся ко мне всем телом. – И, если ты хотя бы наполовину такая умная, как я думаю, ты бы прямо сейчас встала с этой кровати и ушла.

Его угрозы меня не пугали.

– Зачем мне это делать?

Его взгляд потемнел.

– Потому что твой драгоценный Бог может в конце концов аннулировать твой билет в Рай, если ты задержишься здесь еще немного.

Оу, что ж.

Во рту у меня пересохло, а ладони начали потеть… а потом я вспомнила. Коул может быть и пьян, переживает тяжелую ночь… но у него все же есть девушка.

Кто-то из нас должен был прекратить то, что происходило, прежде чем Коул сделал бы что-то, о чем потом пожалеет.

– Не думаю, что Кейси, ну, твоей подружке, это понравится.

– Не думаю, что ей есть до этого дело. – Он отвернулся.

Да он пьянее, чем я думала.

– Конечно, ес…

– Я почти уверен, что она мне изменяет.

Кейси – последний человек в мире, которого мне хочется защищать, но я горжусь тем, что даю хорошие советы.

– Тебе не кажется, что ты должен поговорить об этом с ней и спросить ее, прежде чем предпола…

– Не, – горько рассмеялся он. – Мне плевать перед кем она раздвигает ноги.

– Оу.

Это в корне меняет дело.

– Все изменяют. – Я смотрела, как дергается его кадык. – Все лгут. – Еще один горький смешок вырвался наружу. – Даже мой отец изменял матери, а он смотрел на нее так, будто она была для него всем чертовым миром.

Желваки под его кожей задвигались.

– Он увез ее из Индии, забрал подальше от карьеры и семьи, потому что был слишком эгоистичен, не мог вынести мысли о том, чтобы остаться без нее. Потом этот ублюдок изменил ей… А теперь она просто корм для червей, в то время как он все еще живет и дышит. Все еще трахает эту шлюху Надю, которая выглядит, как его мертвая жена, и все еще игнорирует собственных детей. – Ноздри Коула раздуваются из-за сбившегося дыхания. – Это несправедливо.

Вау.

– Я…

– Не надо. Не оправдывай то, что он сделал, и не говори мне, мол, все совершают ошибки. Пусть он захлебнется в своей вине. Он этого заслуживает. – На его лице отразилось смятение, а голос упал до шепота. – Мы оба заслуживаем.

Мое сердце сжалось. Коул не виноват, что его мама умерла. И его отец тоже, даже если он и предал свою жену. Но я не стану даже пытаться говорить нечто подобное.

– Эй. – Я положила ладонь ему на щеку и стала ждать, когда Коул посмотрит на меня. – Это не твоя вина.

Опустив взгляд, он наклонился ко мне.

– Скажи это еще раз.

– Это не твоя вина, – повторила я с еще большей уверенностью.

Он изучал мое лицо, прерывисто дыша.

– Святоша?

Проигнорировав прозвище, я ответила:

– Да?

В его глазах безошибочно читалась агония.

– Почему ложь так прекрасна, а правда всегда так чертовски уродлива?

Господи. До сегодняшнего вечера я никогда не считала Коула человеком, который погряз в рефлексии. Однако, оказывается, то саднящее чувство, что он – больше, чем его внешность, было чертовски точным.

Задумавшись над его вопросом, я сказала ему единственное, что имело для меня смысл:

– В ложь легче поверить, ведь обычно она защищает кого-то или скрывает что-то плохое. – Прикусив нижнюю губу, я добавила: – Или, может быть, потому что правды не существует… Во всяком случае, абсолютной. У каждого из нас своя правда, и это та версия событий, что больше всего сочетается с тем, к чему мы стремимся и во что верим. Даже если это ложь. Я думаю, в конце концов, все сводится к эгоизму.

Я слегка встряхнула головой, когда поняла, каким долгим и запутанным, наверное, был мой ответ.

– Извини, я не совсем ответила на твой вопрос.

На его лице застыло угрюмое выражение.

– Нет, ответила. – Коул провел большим пальцем по костяшкам моей руки. – Расскажи мне о себе что-то, чего я не знал до сегодняшнего вечера. – Его точеное лицо стало серьезным. – Что-то настоящее… что-то, что причиняет боль.

Это… неожиданно и немного нездорово.

С другой стороны, пьяные люди обычно не очень-то разумны.

– Я не знаю. Не уверена, что есть чт…

– Да, есть.

Он прав – я действительно хранила некоторые личные, болезненные вещи при себе и не делилась ими с другими. Но сейчас мне не казалось страшным, если я расскажу ему. К тому же, он так пьян, что, возможно, забудет об этом.

– Мои родители уже два года спят в разных спальнях и почти не разговаривают друг с другом. – А если я в комнате, то они общаются через меня. – Но разводиться они отказываются.

Я ждала какого-нибудь укола или спазма, но ничего не произошло. Это продолжалось так долго, что я уже почти перестала обращать на это внимание.

Или просто оцепенела?

– Почему?