Беззумный Аддам

Она второпях драпируется очередной простыней. На сегодня пусть будет что-нибудь менее строгое, не с геометрическим, а с цветочным рисунком. Пышные розы. Сплетение лиан. Неужели она тщеславна? Нет, она празднует возрождение жизни — своей собственной. Такое у нее оправдание. Может, она выглядит смешно — как старая овца, что притворяется ягненком? Без зеркала не скажешь. Главное — расправить плечи и шагать уверенно. Она отводит волосы за уши и закручивает в узел. Вот так, чтобы никаких шаловливых прядей. Нужна и доля сдержанности тоже.

— Я отведу тебя к Джимми-Снежнычеловеку, — значительно говорит Черная Борода, когда она выходит к нему готовая. — Чтобы ты ему помогла. С опарышами.

Он горд тем, что выучил такое слово, поэтому повторяет еще раз:

— С опарышами!

Он лучезарно улыбается:

— Опарыши хорошие. Их сотворила Орикс. Они не сделают нам плохо.

Он искоса взглядывает на Тоби, желая убедиться, что запомнил все правильно. Потом снова улыбается.

— И скоро Джимми-Снежнычеловек уже не будет больной!

Он берет Тоби за руку и тянет вперед. Он знает всю последовательность ее действий — он, как маленькая тень, впитывает все, что она делает.

Тоби думает: «Если бы у меня был ребенок — он был бы такой? Нет. Он был бы совсем не такой. Хватит вздыхать о несбыточном».

Джимми все еще спит, но цвет лица у него заметно лучше, и температура нормальная. Тоби вливает в него ложкой воду с медом и грибной эликсир. Нога заживает быстро; скоро опарыши уже не понадобятся.

— Джимми-Снежнычеловек идет, — сообщают ей Дети Коростеля. Сегодня утром при нем дежурят четверо, трое мужчин и женщина. — Он идет очень быстро, у себя в голове. Скоро он будет здесь.

— Сегодня? — спрашивает она.

— Сегодня, завтра. Скоро, — они улыбаются ей.

— Не беспокойся, о Тоби, — говорит женщина. — Джимми-Снежнычеловек теперь в безопасности. Коростель посылает его обратно к нам.

— И Орикс тоже, — говорит самый высокий из мужчин. Кажется, его зовут Авраам Линкольн. Тоби нужно постараться запомнить их имена. — Она тоже его посылает.

— Она приказала своим Детям его не трогать, — говорит женщина (Императрица Жозефина?).

— Несмотря на то что у него слабая моча, и Дети Орикс сначала не понимали, что им нельзя его есть.

— Наша моча сильная. Моча наших мужчин. Дети Орикс понимают такую мочу.

— Те Дети Орикс, у которых острые зубы, едят тех, у кого слабая моча.

— И Дети Орикс, у которых клыки, тоже иногда их едят.

— И Дети Орикс, которые подобны медведям — те, у которых большие острые когти. Мы не видели медведя. Зеб однажды съел медведя, он знает, что такое медведь.

— Но Орикс велела им не есть его.

— Велела им не трогать Джимми-Снежнычеловека.

— Коростель послал Джимми-Снежнычеловека, чтобы он о нас заботился. И Орикс тоже его послала.

— Да, и Орикс тоже, — соглашаются остальные. Один из них начинает петь.

Девичьи секреты

За завтраком сегодня оживленно.

Белоклювый Дятел, Дюгонь, Майна и Колибри уже поели и с головой ушли в спор об эпигенетике. В какой степени поведение Детей Коростеля обусловлено генами, а в какой — культурой? Есть ли у них вообще что-то такое, что можно назвать культурой, отдельное от экспрессии генов? Или они скорее похожи на муравьев? А как же пение? Да, это, несомненно, некая форма коммуникации, но что оно собой представляет — просто обозначение своего участка, как у птиц, или его можно считать искусством? Это ни в коем случае не может быть искусство, говорит Белоклювый Дятел. Майна заявляет, что Коростель не мог объяснить это пение и был против него, но устранить пение не удалось, так как в результате получались существа, лишенные эмоций, неспособные возбудиться и недолговечные.

Цикл спаривания, конечно, обусловлен генетикой, как и изменения окраски женского живота и гениталий при течке, а также соответствующие процессы у мужчин, говорит Колибри. И всего, что ведет к полисексуальным актам. У оленей или овец это называлось бы гоном, говорит Белоклювый Дятел. А будет ли меняться поведение Детей Коростеля при изменении внешних обстоятельств? К сожалению, в куполе «Пародиз» не было возможности проверить. Все соглашаются, что это прискорбно. Можно было бы сделать несколько вариаций и провести эксперименты, говорит Дюгонь. Но Коростель правил железной рукой, объясняет Майна, и был ужасно догматичен: даже слышать не желал ни о каких возможных улучшениях, кроме тех, что придумал сам. И уж конечно, он не хотел, чтобы его лучший труд испортили добавкой потенциально некачественных атрибутов, говорит Колибри, ведь он планировал продавать Детей за безумные деньги. Во всяком случае, он так говорил, замечает Майна.

— Конечно, он нам врал всю дорогу, — это Белоклювый Дятел.

— Это правда, но он умел добиться результатов, — отзывается Дюгонь. — Сволочь.

— Важный вопрос тут не «как», а «зачем», — говорит Белоклювый Дятел, глядя в небо, словно Коростель и вправду сидит там и готов в ответ поразить их громом. — Зачем он это сделал? Зачем смертельный вирус в таблетках «Нега-Плюс»? Зачем уничтожать человечество?

— Может, он был непоправимо испорчен, — предполагает Дюгонь.