Беззумный Аддам

– Гребаные свиноиды меня чуть не съели.

– Теперь ты в безопасности, – говорит Тоби. Человек, очнувшийся после комы, вполне может галлюцинировать. Но как объяснить Детям Коростеля, что такое галлюцинации? «Это когда человек видит то, чего нет. Но если этого нет, о Тоби, как он может это видеть?»

– Кто тебя чуть не съел? – терпеливо переспрашивает она.

– Свиноиды, – повторяет Джимми. – Ну, эти здоровенные свиньи. Я думал, что и вправду съели. Извините. Мозги как спагетти, бля. Каша в голове. А что это были за типы? Которых я не застрелил.

– Сейчас тебе не надо ни о чем беспокоиться. Ты хочешь есть?

Нужно начинать его откармливать очень понемногу. Так лучше всего после голодовки. Если б только у них были бананы.

– Гребаный Коростель. Он меня наебал. И я все просрал. Бля.

– Все в порядке, – говорит Тоби. – Ты все сделал правильно.

– Да нет, бля. Можно мне выпить чего-нибудь?

Дети Коростеля, почтительно стоявшие поодаль, снова подходят к гамаку.

– Нам нужно над ним помурлыкать, о Тоби, – говорит Авраам Линкольн. – Чтобы он окреп. У него в голове что-то перепуталось.

– Ты прав, – отвечает Тоби. – У него явно что-то перепуталось.

– Это все потому, что он спал. И шел сюда, – говорит Авраам Линкольн. – Сейчас мы будем над ним мурлыкать.

– А потом он поведает нам слова Коростеля, – говорит женщина с кожей цвета черного дерева.

– И слова Бля, – говорит женщина с кожей цвета слоновой кости.

– Мы будем петь этому Бля.

– И Орикс.

– И Коростелю. Хороший, добрый…

– Я пойду принесу ему свежей воды, – говорит Тоби. – С медом.

– А выпить у вас нету? Бля, до чего ж мне хреново.

Рен, Голубянка и Аманда сидят на низкой каменной стене рядом с водонапорной колонкой.

– Как там Джимми? – спрашивает Рен.

– Он очнулся, – отвечает Тоби. – Но еще плохо соображает. Это нормально, когда человек долго был без сознания.

– Что он сказал? – спрашивает Рен. – Он не звал меня?

– А нам можно прийти его проведать? – спрашивает Голубянка.

– Он говорит, что у него в голове как будто спагетти, – отвечает Тоби.

– У него всегда были спагетти вместо мозгов, – говорит Голубянка. И смеется.

– Вы его знали? – спрашивает Тоби. Она уже поняла, что Джимми и Рен когда-то знали друг друга, и Аманда тоже его знала. Но Голубянка?

– Да, – говорит Рен, – мы уже все выяснили.

– Я была его напарницей по лабораторным работам в Здравайзеровской средней школе, – объясняет Голубянка. – По биологии. Введение в генный сплайсинг. Потом наша семья уехала на запад.

– Вакулла Прайс, – говорит Рен. – Он мне тогда рассказывал, что был в тебя ужасно влюблен! И что ты разбила ему сердце. Но ты никогда не отвечала ему взаимностью, да?

– Он был ужасный врун, – в голосе Голубянки звучит нежность, словно Джимми – капризное, но очаровательное дитя.

– А потом он мне разбил сердце, – продолжает Рен. – И одному Богу известно, что он рассказывал Аманде после того, как меня бросил. Вполне возможно, что это я разбила сердце ему.

– Я бы сказала, что он страдал нарушением привязанности, – говорит Голубянка. – Я встречала таких парней.

– Тогда он любил спагетти, – говорит Аманда; это самая длинная речь, которую слышала от нее Тоби с тех самых пор, как ее отбили у больболистов.

– В школе он любил рыбные палочки, – вспоминает Рен.

– Двадцать процентов настоящей рыбы! Помнишь? Одному Богу известно, что в них было на самом деле.

Рен и Голубянка смеются.

– Ну, они были вполне съедобные, – говорит Рен.

– Дрянь из искусственного белка. Но что мы тогда понимали? Мы их ели!

– Я бы сейчас съела рыбных палочек. И «твинки», – Рен вздыхает. – Они были такие ретро-нуво-винтажные!

– А на вкус как обивка от дивана, – говорит Голубянка.

– Я пойду к нему, – говорит Аманда. Она встает, поправляет на себе простыню, откидывает волосы со лба. – Поздороваться, спросить, не надо ли ему чего. Ему нелегко пришлось.

«Наконец-то!» – думает Тоби. Вот прежняя Аманда, которую она знала у вертоградарей. Проблеск ее былой энергии, неукротимости; тогда это называлось «стержень». Именно Аманда была заводилой во всяческих шалостях, испытательницей границ на прочность. Ей уступали дорогу даже мальчики постарше.

– Мы тоже пойдем, – говорит Голубянка.

– И скажем хором: «Сюр-приз!» – подхватывает Рен. Обе хихикают.

С разбитыми сердцами, кажется, разобрались, думает Тоби. У нее нет ощущения, что у Рен до сих пор что-то разбито. Во всяком случае, в связи с Джимми.

– Может, лучше немного погодить, – замечает она. Кто знает, что будет с Джимми, если, открыв глаза, он увидит трех былых возлюбленных сразу, склонившихся над ним, словно три Парки? Требуя от него вечной любви, мольбы о прощении, крови в кошачьем блюдце. Или еще того хуже – возможности нянчить его, играть в медсестру, удушить его своей добротой. Хотя, может, это ему и понравится.

Но Тоби напрасно беспокоится. Добравшись до гамака, они видят, что глаза у Джимми закрыты. Убаюканный мурлыканьем, он снова уснул.