А чего еще ожидать? Если крепостным-кодерам вроде него дают ключи от систем безопасности, в этих системах, конечно же, начнут обнаруживаться утечки. Платили наемным работникам мало, так что искушение взломать, проникнуть, разнюхать и продать за большие деньги было велико. Но и наказания становились все более жесткими, так что устанавливалось своего рода равновесие. Мастерство сетевых воров постоянно росло – Зеб знал это еще по работе в Рио. Теперь уже мало кто занимался хакерством просто ради забавы, или даже для того, чтобы выразить протест, как в «золотом веке», о котором ностальгически брюзжали пожилые дядечки в ретромасках анонимов, тусующиеся в темных, заросших паутиной, забытых углах Сети.
Да и что теперь толку от выражения протеста? Корпорации уже начали создавать собственные службы безопасности и захватывать контроль над вооружением: каждый месяц выходил какой-нибудь новый закон, регулирующий владение оружием, якобы в интересах общества. Эпоха прежней политики, с уличными демонстрациями, кончилась. С единичной мишенью вроде преподобного можно было сквитаться по-тихому, но любое общественное действо с участием толп, размахиванием флагами и битьем витрин кончилось бы залпом по ногам демонстрантов. Это доходило до населения все отчетливей.
Зеб доел мороженое и увернулся от Марджори – она звала его поиграть в крокет и сделала большие обиженные глаза, когда он сказал, что чувствует себя неловко с деревянными шарами. Он как бы случайно подошел туда, где все еще сидел Гленн, глядя на шахматную доску. Гленн заново расставил фигуры и играл с самим собой.
– Кто выиграл? – спросил Зеб.
– Я чуть не выиграл, – ответил Гленн. – Но она использовала атаку Гроба. Поймала меня врасплох.
– Что она вообще делает? Заведует чем-нибудь?
Гленн ухмыльнулся. Ему приятно было знать что-то, чего не знает Зеб.
– Грибами. Грибками. Плесенью. Сыграем?
– Завтра, – ответил Зеб. – Мне тяжело думать на полный желудок.
Гленн ухмыльнулся, глядя на него снизу вверх:
– Трус.
– А может, мне просто лень. А откуда ты ее вообще знаешь?
Гленн задержал на нем взгляд – чуть дольше и чуть жестче обычного; зеленые кошачьи глаза.
– Я же сказал. Она работает с моим папой. Он – в ее группе. И вообще она в шахматном клубе. Я с ней играю с тех пор, как мне было лет пять. Она неглупая.
Это был высший, по его меркам, и редкий для него комплимент.
Вектор
На следующее четверговое барбекю Гленн не пришел. Он и до этого дня два не появлялся. Не околачивался в столовой для сотрудников и не просил Зеба показать ему еще пару хакерских приемчиков. Он куда-то пропал.
Не заболел ли? А может, сбежал? Больше Зебу ничего в голову не приходило, и вариант побега он отмел: Гленн был явно слишком мал для этого, и никто не выпустил бы его из «Здравайзера» без пропуска. Хотя, если учесть недавно усвоенные им робингудовские приемчики, он, наверное, смог бы при желании подделать пропуск.
Была и еще одна возможность: вдруг маленький умник переступил черту? Вдруг он вломился в какую-нибудь суперсекретную корпоративную базу данных – чисто из любопытства, потому что не мог же он продать украденное на сером рынке в Китае или, скажем, Албании, которая в последнее время обрела актуальность. Если это произошло и его поймали, он сейчас сидит где-нибудь в комнате для допроса, и из его мозгов выкачивают содержимое. После такой обработки у человека в черепе оставалась вместо мозгов потрепанная губка для мытья посуды. Поднимется ли у них рука так поступить с ребенком? Да, вполне.
Зеб всем сердцем надеялся, что этого с Гленном не случилось; иначе он сам будет по гроб жизни чувствовать себя виноватым, так как, значит, оказался плохим учителем. «Правило номер один – не попадайся», – повторял он раз за разом. Но говорить это легко. Делать – сложнее. Может быть, он недостаточно четко прорисовал ажурную структуру кода. Может быть, показал тропинку с истекшим сроком годности. А вдруг он проглядел улики, указывающие на то, что они с Гленном не единственные ходят браконьерской тропой, которую он проложил и которую считает своей собственной?
Несмотря на тревогу, Зеб не хотел расспрашивать учителей или даже пренебрегающих своими родительскими обязанностями отца и мать Гленна. Он должен сидеть тихо и не привлекать к себе внимания.
Зеб еще раз оглядел толпу. Гленна по-прежнему нет. Но вон Пилар – чуть поодаль, под деревом. Она сидела перед шахматной доской, которую, кажется, изучала. Зеб обычной беззаботной походочкой приблизился к ней, надеясь, что это выглядит как случайные блуждания.
– Не хотите сыграть? – спросил он.
Пилар подняла голову.
– С удовольствием, – улыбнулась она.
Зеб сел.
– Разыграем, кому достанутся белые.
– Я предпочитаю играть черными, – сказал Зеб.
– Мне говорили. Что ж, хорошо.
Она сделала первый ход обычной ферзевой пешкой, и Зеб решил играть новоиндийскую защиту.
– Где Гленн? – спросил он.
– Дела плохи, – ответила она. – Смотри на доску. Отец Гленна погиб. Гленн, конечно, расстроен. Сотрудники ККБ сообщили ему, что это самоубийство.
– Блин. Когда это случилось?