Минуту спустя в комнату ворвался другой мальчик. Он выглядел разъярённым; руки у него были сжаты в кулаки. Он подошёл прямо к столу у окна и некоторое время стоял тут в молчании. Затем он взял кинжал, который лежал рядом, скрутил свои длинные тёмные волосы вокруг кулака в узел и начал их отрезать. Первый мальчик ошарашенно уставился на него и попытался заговорить.
— Молчи! — сказал другой, продолжая резать волосы. Грубо отрезанные тёмные локоны падали на пол. Закончив, разозлённый мальчик схватил шнурок, которым были завязаны в хвост, чтобы не падали на лицо, волосы его брата — не озаботившись тем, чтобы спросить его — и использовал его для того, чтобы завязать свои волосы в воинский узел, как делали мужчины из дома Хадора.
— Вот! — прорычал он, и отбросил кинжал. — Эльфы! Я их ненавижу.
— Всех? — мягко спросил его брат. Волосы теперь падали ему на лицо. Фингон наконец узнал его. Он встречал их раньше, на Эрессеа. Это был Элронд Полуэльф — и это значило, что его брат — Элрос Тар-Миньятур, самый могущественный из всех человеческих королей. Но в этот момент он выглядел не особенно могущественным. Он выглядел очень юным. Они оба были очень юными. Фингон внимательно посмотрел на них. Близнецы не были одинаковыми, хотя оба были темноволосыми и сероглазыми. Элронд был очень похож на своего деда Диора. Однако Элрос — даже с по большей части коротко стриженными волосами, — явно принадлежал к дому Финвэ; было очевидно, что он правнук Тургона, и он был так похож на него, что Фингон не мог отвести от него глаз.
Элронд всё ещё ждал ответа на свой вопрос.
Элрос вздохнул. Он опустил плечи.
— Ну, не всех, — сказал он. — Но их я ненавижу. Турона и Турина. Я их так ненавижу!
— Я бы хотел, чтобы ты не называл их так, — сказал Элронд.
Фингон нахмурился, услышав эти имена. Он слышал их где-то раньше — но где? Потом он вспомнил. Он слышал эти имена, но на вестроне. Липучка и Вонючка; так Сэм называл Голлума.
— Кто они есть, так я их и зову, — сказал Элрос, — а они именно такие.
Он сел на стол у кресла брата, обвил свои колени руками и сердито оглянулся.
— Эльфы! — снова сказал он. — Смотрят гордо, и это их возможно, это не совсем мудро, и все эти украшения, и эти волосы, и они сидят тут с этим что мы будем делать сотни лет и ничего не делают, пока не – ах, почему бы нам не убить кого-нибудь? Может быть, убить! А может быть, лучше нам спеть милую песенку! А может быть, и то и другое одновременно! Эльфы! Я их ненавижу!
— А я и не знал, что ты так не любишь песен, — сказал Элронд. — Маглора бы это расстроило. Ты ведь лучший арфист, чем я.
— Ты же знаешь, что я люблю песни! — сказал Элрос и яростно посмотрел в никуда. Он был так похож на Тургона — подумал Фингон — но говорил совсем иначе. У Тургона не было такого бешеного характера.
— А что случилось? — сказал Элронд.
Сначала Элрос ничего не ответил. Потом он положил голову на колени и сказал потерянно:
— Там наш отец!
Элрос ничего не ответил.
— Он там; он сражается с драконами, Элронд. Мы тоже должны были бы там быть. Мы теперь уже достаточно взрослые. Я такой же хороший мечник, как любой командир нолдор.
— Это Маэдрос так сказал? — ответил Элронд. — Это сказано не зря. Он не так щедр на похвалу.
— Он ни на что не щедр, — сказал Элрос. — Он злой старый верзила. Турон! Ненавижу его ещё больше.
— Но он ведь всё-таки научил тебя владеть мечом, — сказал Элронд.
— Надеюсь, что смогу им воспользоваться против него. Пусть всё зло обратится против самого себя!
— Не надо так говорить, — сказал Элронд. — Они ведь наши родичи, и мы — не такие, как они.
— Я ещё больше его ненавижу, — сказал снова Элрос. — За исключением тех моментов, когда я больше ненавижу Турина за его лицемерие. По крайней мере, Турон не врёт.
— Я никогда не слышал, чтобы Маглор лгал, — сказал Элронд.
— Да, никому, кроме самого себя! — сказал Элрос. А Элронд ничего не ответил.
Прошла минута. Затем Элрос нахмурился.
— Мы ведь теперь уже достаточно взрослые, Элронд. Там — наш отец. Это наша страна. Мы ведь не беглецы, не чужестранцы, которые хотят начать войну. Мы здесь родились. Кто они такие, чтобы нас останавливать? Они всего лишь тюремщики. Мы должны быть с нашим отцом. Это наша война!
Элронд ничего не ответил.
— Это наша война! — снова сказал Элрос, чуть мягче, и Фингону показалось, что он вот-вот заплачет. — Ведь это только они нас тут держат.
— Разве это и не их война? — сказал Элронд.
Брат посмотрел на него.
— Я никогда не слышал, что они пришли с Запада по какой-либо другой причине, — сказал Элронд, — чем чтобы увидеть низвержение Моргота. И ведь многие из них, кого они любили, погибли — и всё от козней Моргота, в первую очередь их отец! Конечно же, это их война, и это только мы держим их тут.
Элрос, казалось, пытался что-то сказать.
— Я знаю, что ты хочешь сказать! Что они должны идти, и мы тоже должны идти; что мы должны помочь отцу, а они должны погибнуть с честью, встретившись лицом к лицу со злом, с которым они пришли встретиться.