Но когда Сергей Петрович вернулся с двумя килограммами пельменей, кастрюля вовсю пыхтела на плите, а Лариса спала в кресле, укрывшись шубой. Задумчиво посмотрев на Ларису, он взвесил в руке пакеты, пошел в кухню и высыпал в кастрюлю оба, мурлыкая себе под нос песенку: «Люблю я макароны, а вот моя невеста их не любит».
Утром Лариса проснулась от громкого разговора, щедро украшенного не вполне цензурными вкраплениями. Сергей, уже выбритый и одетый, сидел за кухонным столом и ругался с кем-то по телефону. Судя по всему, его желали видеть на объекте, а он орал в трубку:
– Не приеду! Вчера еще тебе сказал – разбирайтесь сами. Голова есть? Вот и утрясайте, я вам не мамочка… Да мне плевать!
Лариса, молча постояв в дверях, подошла, глотнула чай из его чашки, сморщилась. Она забыла, что он кладет шесть ложек сахара в стакан. Сама Лариса давно перешла на сахарозаменители, которые Сергей Петрович называл «колесами» и почему-то предрекал ей неминуемое облысение. Глядя на него сверху вниз (очень удобно), она попросила:
– Сереж, ты иди, а? Тебе на работу надо, я понимаю, ты уже столько дней со мной возишься. Я ведь знаю, что ты и в больнице возле меня сидел. Ну кому я, к черту, нужна?
Он с усилием потер лоб, поднялся – Лариса сразу стала маленькой и неубедительной, как и ее точка зрения, – полюбовался на нее с высоты своего положения и сообщил:
– Вот когда этого козла поймают, а ищет его не только милиция, на нее надежды нет, но и прохожие, вот тогда я от тебя съеду. И потребую компенсацию за упущенную выгоду.
– Какие прохожие, Сереж?
– Филолог, елки-палки! Стихов в детстве тебе мама не читала – «ищут прохожие, ищет милиция»? У меня друг в службе безопасности банка, они там ребята толковые, со связями, поищут по своим каналам. Найдут! Давай на работу собирайся, а то тебе уже звонили, верещали, что там у вас война началась. Локальные боевые действия. Я сказал, что ты спишь и будить не велела.
– Ты с ума сошел?! Что у них там?
– У нас тут, Лариса Петровна, митинг, – сообщил Ларисе охранник, которому она позвонила, не полагаясь на Валентину Васильевну. Та всегда впадала в панику легко и с удовольствием. – Акция протеста против деятельности нашего Центра. У нас же сегодня с утра запись в новые группы, люди подходят. Они их за рукав хватают, листовки раздают. Плакатики есть. Телевидение приезжало. Мы журналистов не пустили, пока до вас не смогли дозвониться.
– Идиоты! Не смогли дозвониться – надо было ехать! Пустите журналистов в приемную, налейте им кофе, пусть ждут, я буду через полчаса. Линда на месте? Пусть звонит в районную администрацию, узнает, есть ли у них разрешение на проведение пикета. Если есть – то какой придурок разрешил – фамилию! И сразу мне на сотовый, я еду!
Лариса бросилась из кухни, налетев в коридоре на вальяжно передвигающегося Сергея Петровича. Ударилась о дверной косяк больной рукой, от злости и от боли на глазах выступили слезы.
– Какого черта ты меня не разбудил! Почему везде распоряжаешься! Иди занимайся своими делами, не торчи тут!
Сергей молча развернул ее к себе лицом, пощелкал перед ее носом пальцами, будто проверяя, в своем ли она уме и правильно ли воспринимает действительность. Лариса посмотрела в его глаза, увидела, как по-кошачьи сузились зрачки, еще больше напоминая рысьи, и вдруг испугалась, что он ее ударит.
Сергей Петрович понял ее испуг. Отвернулся, хмыкнув. Снял с вешалки куртку и вышел, даже не хлопнув дверью. Лариса, посидев пару минут на полу в коридоре, взяла себя в руки, точнее, в одну незагипсованную руку, кое-как оделась, вяло похвалив себя за короткую стрижку, которая позволяла ей не суетиться с укладкой, и выбежала на улицу, надеясь поймать попутку. У подъезда стояла знакомая «девятка», Сергей Петрович грел мотор.
– Садись. Найдут этих мужиков – свалю от тебя, не волнуйся. Ты сокровище еще то.
– Сережа, прости меня, пожалуйста… Я растерялась, от страха не подумала… – И по-детски добавила: – Я больше не буду. Правда.
– Ты привыкла, дорогая, что все у тебя в подчинении, но ведь на твоей конторе свет клином не сошелся. Бизнесвумен! Ладно, поехали, посмотрим, что у тебя там.
У входа в Центр действительно маячили какие-то тетеньки, уже изрядно замерзшие. Двое криво держали растяжку с надписью: «Худая корова – еще не газель».
– А что я говорил! – зашелся от смеха Сергей Петрович и отправился дружески беседовать с митингующими, которые, заподозрив в нем единомышленника, приняли его в свои нестройные ряды.