Объявление вызывает радостные крики. «Now’s the time» — это тема, которая вызывает радость. И действительно, после затравки Патрика едва вступают саксофоны и труба, все собравшиеся взрываются от радости, крик, свист, одни вскакивают, подпрыгивают, вновь садятся, раскачиваются на сиденьях, хлопают в ладоши, в особенном ритме два-один-два-один, девушки щелкают пальцами, пальцами обычно очень тонкими, закусывая губу и т. д., это радость, а что, ведь как радостно это слышать, парни играют просто, хорошо, и таких парней хоть отбавляй, да и Поль был когда-то таким.
Это возвращается, медленно, постепенно, он обретает это, страх отступает, стирается, рассеивается; то, что он потерял, думал, что потерял, был убежден, что потерял, вновь обретается, ему предлагают солировать первым, он соглашается, давай, поехали, он начинает, сначала немного вязнет, но очень скоро справляется, играет все лучше и лучше, хорошо, даже совсем неплохо, это удивляет Премини, тот оборачивается, смотрит на остальных, как бы говоря им: А старик-то играет неплохо, даже хорошо, и как хорошо он играет, слишком по-колтрейновски, ну и ладно, и хорошо, и классно, действительно словно Колтрейн, та же фразировка, спасибо, Поль, спасибо за Джона (Колтрейна), здорово вновь это услышать, то самое звучание, жесткое, яростное, порывистое, отчаянное и все же сдержанное, тело едва шевелится, заметна лишь легкая дрожь, саксофон по оси тела, на лице застыла гримаса, нет, не от страдания, хотя да, от страдания, это радость страдания, дикая радость, это так просто, чем дальше, тем больше кажется, мы слышим Колтрейна, Премини не может прийти в себя, может, мне надо было играть на теноре, говорит он себе, а тем временем дочь Сесилии.
Бля, хочу танцевать, кричит дочь Сесилии. При слове «бля» Жанна чуть отстраняется. Мама, идешь? кричит дочь. Ни за что, кричит ей Сесилия. Ну и ладно. В этом драйвном гомоне пигалица вскакивает, пританцовывая, уже танцуя, склоняется к Жанне, кричит ей: Вы умеете танцевать би-боп? Умела, кричит ей Жанна. Пошли, кричит ей пигалица. Хватает ее за руку, заставляет встать, тянет за собой, Жанна дает себя увлечь, та увлекает ее туда, где, может быть, получится потанцевать, да, здесь получится, люди расступаются, освобождая пространство, она берет Жанну за талию и, посеменив на месте, чтобы поймать ритм, резко раскручивает ее, удерживая рукой.
ВЕЧЕР В КЛУБЕ
1
Для Симона Нардиса фортепиано было не то же самое, что скрипка для Энгра. Это было больше, чем скрипка для Энгра. Для него фортепиано было тем, чем для Энгра была живопись. Он бросил играть, как Энгр мог бросить писать. Было бы жаль, если бы это случилось с Энгром. Жаль, что это случилось с Симоном Нардисом.
После этого дезертирства он вернулся к прежней профессии. Предлогом служила необходимость себя прокормить. Обеспечить себе кров и уход. В смысле быть ухоженным. И, особенно, вести себя прилично. Джаз не очень-то располагает к тому, чтобы вести себя прилично. Симон Нардис был когда-то джазовым пианистом. Забытым, пропавшим из виду, вычеркнутым из джазового мира, мы находим его здесь, сейчас, накануне продленного уик-энда.
Завод, которым ему предстояло заняться, располагался на морском побережье. Никогда еще работа не приводила его в места наших детских каникул. Впервые его послали в местность одновременно промышленную и курортную. Присутствие моря имело значение. Оно сыграло свою роль в этом деле.
Работа Симона Нардиса. Я буду называть его Симоном. Для краткости. Так проще. Он был моим другом. Работа Симона заключалась в том, чтобы согревать, но не атмосферу клубов и сердца слушателей, а ангары, склады, цеха, лаборатории. Поддерживать при должной температуре — то есть в состоянии функционирования, консервации, жизни — рабочих, ценные материалы и даже животных.
Симон овладел этой профессией, когда был молоденьким пианистом-любителем и играл на жалких ярмарках и благотворительных праздниках. Он оставил ее, когда стал профессиональным музыкантом. Вновь вернулся к ней, когда перестал играть из-за проблем со здоровьем. Назовем это проблемами со здоровьем. Разумеется, все куда сложнее.
Поддерживать работу установки промышленного отопления и, особенно, ее настраивать, это тоже достаточно сложно. Никому не интересна техническая сторона дела. Но о ней все же следует что-то сказать. Именно из-за нее Симон и пропустил свой поезд в первый раз.
Возникли проблемы. Следовало их решить, на месте, очень быстро. Дело было накануне продленного уик-энда. И не терпело отлагательств. За четыре дня могли испортиться очень непрочные материалы, чувствительные к колебаниям температуры. Это стоило целого состояния.