Грубо говоря, текст P — это все то в Пятикнижии (в Торе), что не есть T, J или D. Вообще-то можно было бы ожидать, что этот «остаток» представляет собой беспорядочную смесь всевозможных вкраплений. Но поразительный факт (обнаруженный уже первыми исследователями Библии) состоит в том, что если вычленить из Торы такой остаток, то окажется, что на самом деле он представляет собой вполне связный текст, некое особое повествование, которое почти без пропусков излагает примерно то же, что и текст E-J, — всю историю мира, от сотворения до праотцев, и всю историю евреев, от праотцев до египетского рабства, исхода и возвращения в Ханаан. К этой обширной исторической части автор P добавляет еще более пространную обрядово-культовую часть, которой почти не было в E-J. Из нее видно, что, в отличие от авторов текстов T и J, автора H вопросы культа и его исполнения интересуют едва ли не в первую очередь, как могут интересовать только жреца (отсюда и название данного текста — «Жреческий»). Неслучайно они занимают основную часть его текста — половину книги Исхода, половину книги Чисел и почти всю книгу Левит. А в целом текст H оказывается самым большим в Пятикнижии — его объем равен объему всех трех остальных источников, вместе взятых. И при этом весь он лингвистически и стилистически однороден и индивидуален, как может быть однороден лишь текст, принадлежащий перу одного автора.
Уже в 1833 году Э. Рейсс обратил внимание на тот странный факт, что в книгах пророков имеются отсылки лишь к тексту E-J, но не упоминаются те пункты 1 (заповеди) Закона, которые содержатся в P. Из этого он сделал вывод, что текст H был записан позже основных пророческих книг. Поскольку эти книги (Исайи, Йермиягу и Йехезкеля) были завершены уже после разрушения Первого Храма, во времена вавилонского плена, следовало предположить, что в эпоху Первого Храма текст H еще не существовал. Поэтому Рейсс отнес его создание к более поздней эпохе, то есть ко временам Второго Храма. Впоследствии ученик Рейсса, Граф, вычленил в тексте H его основные моменты: четко оформленную легально-юридическую культовую систему, концепцию сосредоточения всех культовых отправлений в одном месте и представление о центральности этого места (и его жрецов) в религиозной жизни народа — и, проанализировав их, высказал предположение, что такая детальная разработанность указанных концепций, какая характерна для текста H, может быть только результатом длительного религиозно-исторического развития, и, стало быть, опять же — текст H является весьма Поздним. Наконец, уже упоминавшийся выше Вельхаузен добавил к этим аргументам свои. Поскольку в его схеме развитие еврейской религии шло от духовно-этического монотеизма к «бездуховной» жреческой теократии, то и внешние формы религиозности, по его мнению, развивались от децентрализации культа к его централизации. В тексте E-J нет упоминаний о необходимости такой централизации — стало быть, заключал Вельхаузен, этот текст является самым ранним; в тексте D идет яростная борьба за централизацию богослужений в едином месте, «избранном самим Богом», — стало быть, этот текст, по Вельхаузену, более поздний; и, наконец, в тексте H централизация упоминается как нечто само собой разумеющееся, то есть существующее и укоренившееся, — а такое, заключает Вельхаузен, может быть только на самом позднем этапе — этапе «жреческой теократии», установившейся в Иудее при Эзре и Нехемии, после возвращения евреев из вавилонского плена.