Ещё более убедительное свидетельство того, что патриархи были выходцами из северной Месопотамии, предоставляют нам таблички из города Нузи (Аррапха), находившегося на юго-восточной оконечности Ниневии, в которых мы находим нормы обычного права, напоминающие нормы, характерные именно для периода патриархов, но никак не для других, более поздних периодов. Жители Нузи были хурритами (библейские «хорреи», Втор. 2:22), неиндоевропейскими арменоидами, вторгшимися в северную Месопотамию и основавшими в XVI-XV веках до Р.Х. на землях аморреев крупное государство, во многом перенявшее культуру аморреев и, весьма вероятно, систему обсуждавшихся выше установлений.
Некоторые из нузийских текстов позволяют понять обычай наследования, о котором говорит Авраам в Быт. 15:2-3. В согласии с этим обычаем, бездетные супруги могли усыновить домочадца, который заботился бы о них при жизни и обеспечил бы им достойные похороны. Приёмный сын при этом наследовал их имущество. Данный договор аннулировался хотя бы отчасти, если у супругов рождался сын.
Продажа Исавом своего первородства Иакову (Быт. 25:30-34) также имеет параллель в нузийских текстах, где говорится о том, как один из братьев продал унаследованную им рощу за трёх баранов! Неспособность Исаака отменить своё благословение, полученное Иаковом обманным путём (Быт. 27:33), можно проиллюстрировать нузийским документом, в котором говорится о судебном рассмотрении подобного устного «благословения».
Вероятно, наибольший интерес представляет объяснение взаимоотношений Иакова и Лавана. Лаван объявил Иакова своим наследником, однако впоследствии, когда у Лавана родились сыновья, положение Иакова стало ненадёжным (Быт. 30:35)[9]
. Иаков решил вернуться в Ханаан с нажитым им добром (Быт. 30:31—31:12) и взял с собой, помимо прочего, домашних богов илиВетхозаветный взгляд на происхождение человека также может служить одним из свидетельств месопотамского происхождения патриархов. Истории Творения и Потопа, представленные в книге Бытия (Быт. 2; 6-9) не имеют параллелей в египетской или хананейской литературе, что представляется весьма примечательным обстоятельством, особенно, если мы вспомним о том существенном влиянии, которое они оказали на религию и литературу Израиля. С другой стороны, мы не можем не обратить внимания на известный параллелизм соответствующих месопотамских и еврейских историй. Израиль не мог заимствовать эти концепции в ассирийский период (с IX по VII столетие до Р.Х.), поскольку ассирийцы были воинственным и малокультурным народом, или в период вавилонского плена (VI век до Р.Х.), поскольку наиболее существенным следствием плена стало растущее стремление израильтян
Разумеется, самой известной из них является история о великом потопе, затопившем все земли и уничтожившем всё живое, пережить который смогли единственно обитатели Ноева ковчега. У вавилонян издревле существовал подобный же рассказ. В 1872 году Джордж Смит сообщил о находке древней его версии в библиотеке Ашурбанипала, найденной в Ниневии в 1853 году. Впоследствии стало известно, что данная версия основывается на ещё более древних источниках, которые могут датироваться III тысячелетием до Р.Х.
Вавилонский рассказ о потопе пересказывается и в эпосе о Гильгамеше, большой поэме, повествующей о древнем правителе Урука, города в Южной Вавилонии, который, стремясь к вечной жизни, встречается с Утнапишти, единственным человеком, сумевшим обрести бессмертие. В древние времена, когда боги решили уничтожить человечество в водах всемирного потопа, бог Эа предупредил о грядущей беде Утнапишти и его супругу, и те, построив корабль, смогли спасти себя и других живых существ, взятых ими парами. Бог бури Энлиль, раскаявшись в произведённом им потопе, награждает Утнапишти вечной жизнью.
Многие детали вавилонского мифа о потопе настолько близки к библейской истории, что зависимость от него последней представляется едва ли не очевидной. Совпадают не только сюжеты, но и такие детали, как постройка корабля, освобождение птиц в конце потопа и жертва, принесённая героем после того, как воды отступили, оставив корабль в горах.