Но есть ведь не только апостолы, есть и лжеапостолы. Более того, «сам сатана, – восклицает Павел в 11-й главе, – принимает вид Ангела света» (2 Кор 11: 14). И поэтому критерий подлинности – это то, чем практически кончается послание: выражение из 12-й главы, 10-й стих: «…Когда я немощен, тогда силен». Значит, знáком подлинности его апостолата является его немощь. А что касается вида Ангела света, который всегда принимает сатана, то здесь можно в скобках заметить, что у врага рода человеческого нет лица, а могут быть личины. Он должен, для того чтобы как-то самовыразиться, использовать чью-то форму. У него нет своей формы, зло бесформенно. И поэтому существовать в мире он может, только принимая чью-то личину – личину пользы, личину добра. Вот почему зло очень часто действует в мире под видом чего-то полезного или под видом чего-то доброго. Знаете, злодеи фотографируются с детьми на руках: латиноамериканские диктаторы все, Сомоса какой-нибудь, и Сталин, и Саддам Хусейн – с детьми на руках, Ленин и дети – то же самое. Значит, зло всегда должно принимать форму добра.
Когда-то я ходил в Библейское общество на Пятницкой улице, там было представительство Ирана, по-моему, авиалинии иранские. Замечательный огромный портрет висел, в окно было видно – улыбающийся Саддам Хусейн с ребенком на руках. И я вспоминал свое раннее детство. А один человек – в сталинские годы он был мальчиком – мне рассказывал, что был в Северной Корее. То, что он увидел, было ужасно, но на фоне бесчисленных статуй Ким Ир Сена, портретов его в окружении детей, тружеников и т. д. он сразу вспоминал своих школьных друзей, своих товарищей по детскому саду, какие-то свои игры и игрушки. В общем, масса детских пластов воспоминаний всплыла в тот момент, когда он оказался в Северной Корее и увидел всё это безобразие, потому что мы мыслим ассоциациями.
Так вот, получается, что зло всегда должно принять вид или добра, или если не добра, то, во всяком случае, чего-то целесообразного, чего-то полезного, потому что по сути оно бесформенно. По сути, зло есть разложение – и только, гниение – и только.
Если говорить о доктринальном центре тяжести Второго послания к Коринфянам, то это, наверное, следующее место из 5-й главы: «Итак, кто во Христе, тот новое творение; древнее прошло, теперь все новое. Все же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою и давшего нам служение примирения; потому что Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, и дал нам слово примирения. Итак, мы – посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом. Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2 Кор 5: 17–21). Особенно важно здесь восклицание Павла в 20-м стихе: «Мы – посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом». Значит, служение апостольское есть прежде всего служение примирения, служение протянутой руки. В служении апостольском всё абсолютно ясно, здесь не бывает то «да», то «нет», здесь всё – «да». Вот вам еще афоризм из этого послания, совершенно блестящий.
Итак, Бог в нас действует, а не мы сами. Ибо мы сами немощны, мы сами больны и необразованны, но Христос живет в нас. Не мы живем, а Он в нас, как об этом сказано в другом послании – к Гала-там: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2: 20). Именно в словах Павла: «Кто во Христе, тот новое творение; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор 5: 17), – выражен главный смысл Откровения Иоанна Богослова.
Вы знаете, что обычно под словом ἀποκάλυψις,