Библейские истории для взрослых

— Царственные полководцы, гениальные провидцы, — начинает старый троянец. — Полагаю, вы согласитесь, когда скажу я, что с начала этой осады мы не сталкивались с проблемой подобной важности. Не допустите ошибки: Елена намерена отнять у нас нашу войну и сделать это немедленно.

Порыв негодования проносится по шатру, словно ветер из подземелья.

— Мы не можем прекратить сейчас, — стонет Гектор, свирепо поморщившись.

— Мы только начали разогреваться, — сетует Гикетаон, сердито скривившись.

Агамемнон сходит с трона, неся скипетр, как копье.

— У меня вопрос к царевичу Парису, — говорит он. — Как отражает готовность твоей любовницы немедленно вернуться в Аргос нынешнее состояние ваших взаимоотношений?

Поглаживая подбородок, Парис отвечает:

— Как вы могли бы догадаться, благородный царь, мои чувства к Елене основаны на взаимности.

— Значит, ты не будешь держать ее в Пергаме силой?

— Если я ей не нужен, то и она не нужна мне.

В этот момент поднимает руку тугодум Аякс.

— Э, простите меня. Я в некотором замешательстве. Если Елену отдадут, стоит нам только попросить, почему мы должны продолжать войну?

Сирокко удивления всколыхнул героев.

— Почему? — запальчиво восклицает Пантос. — Почему? Потому, что это Троя, вот почему. Потому, что мы отбиваем здесь нашествие Западной цивилизации, вот почему. Чем дольше будет это продолжаться — чем дольше мы сможем поддерживать это двусмысленное предприятие, — тем ценнее и важнее оно становится.

— Как это? — недоумевает отмороженный Аякс.

Достаточно Нестору прочистить горло, как все глаза обращаются на него.

— То, что говорит наш неприятель, разреши истолковать мне, мудрый Пантос?

Он поворачивается к своему троянскому оппоненту, почтительно кланяется и, получив согласие, обращается к Аяксу:

— Пантос имеет в виду, что если этот конкретный предлог для ведения войны — возвращение женщины ее законному владельцу — можно представить разумным, то разумным можно будет представить любой предлог.

Наставник переводит свой пылкий взгляд с Аякса на всех собравшихся.

— Оказавшись на высоте этого редкого и драгоценного положения, мы откроем путь к религиозным войнам, войнам роковым — за любое сомнительное дело, какое только возможно.

И снова его взгляд опускается на Аякса.

— Понятно, сэр? Это война ради самой войны. Это война, чтобы сделать мир безопасным для войны!

Аякс хмурится так сильно, что падает забрало.

— Я знаю лишь одно: мы пришли за Еленой, и мы ее получили. Задание выполнено.

Поворачиваясь к Агамемнону, Неистовый поднимает забрало с глаз.

— Так что если вам все равно, ваше величество, я хотел бы вернуться домой, пока меня не убили.

— О Аякс, Аякс, Аякс, — стонет Гектор, вытягивая из колчана стрелу, чтобы почесать себе спину. — Где твое эстетическое чувство? Разве ты не ценишь войну ради войны? Поля Илиона засеяны славой. Ее можно резать ножом. Никогда еще не было столь доблестного потрошения, такого славного расчленения, такого…

— Я этого не понимаю, — прерывает его Неистовый. — Просто не понимаю.

После чего Менелай швыряет свой винный кубок, который со звоном катится по столу.

— Мы собрались в шатре Приама не для того, чтобы обучать Аякса политике, — раздраженно бросает он. — Мы собрались, чтобы по возможности найти самый лучший способ распорядиться судьбой моей жены.

— Верно, верно, — подхватывает Гектор.

— Так что же будем делать, джентльмены? — вопрошает Менелай. — В заточение ее?

— Хорошая мысль, — поддерживает его Гикетаон.

— Пожалуй, — соглашается Агамемнон, грузно опускаясь на трон. — Разве что, когда эта война наконец закончится, мои войска захотят увидеть ее. И они удивятся, что столько страданий и жертв было принесено на алтарь поблекшей богини. — Повернувшись к Парису, он добавляет: — Царевич, тебе не следовало допускать этого.

— Допускать чего! — недоумевает Парис.

— Я слышал, у нее морщины, — говорит Агамемнон.

— Слышал, у нее появился жирок, — подхватывает Нестор.

— Чем ты ее кормишь? — интересуется Менелай. — Конфетами?

— Она — человек, — протестует Парис. — А не мраморная статуя. Едва ли вы можете обвинять меня…

В этот момент царь Приам поднимает свой скипетр и, словно желая ранить саму Гею, вбивает его в землю.

— Благородные господа, мне не хотелось этого говорить, но угроза гораздо ближе, чем вы себе представляете.

В первые годы осады один вид прекрасной Елены, прогуливающейся по крепостным валам, творил чудеса с моральным духом моей армии. Теперь, когда она более непригодна для выставления напоказ, ну…

— Ну? — прерывает его Агамемнон, готовя себя к худшему.

— Ну, просто я не знаю, как долго Троя сможет тянуть свою лямку в этой войне. Если положение не поправится, возможно, нам придется капитулировать еще до следующей зимы.

Вопль ужаса проносится над столом, теребя полог шатра и пробегая рябью по накидкам аристократов.

Но теперь, впервые за все время, к Совету обращается хитроумный Одиссей, и ветры недовольства стихают.

— Наш курс очевиден, — говорит он. — Наша судьба ясна, — говорит он. — Мы должны вернуть Елену — старую Елену, былую Елену — на стены Трои.