Библейские холмы

Роберт Кольдевей сказал однажды, правда, в несколько шутливой форме, что древняя стена ему дороже, чем цветущее миндальное дерево. В этой шутке скрыта серьезная истина: не настоящее, не цветущая сейчас жизнь имеет решающее значение для археолога, а неизведанный груз далекого прошлого, ибо это прошлое предопределило цветущее настоящее. Кольдевей фактически был очень одинок. Одна проницательная женщина, которая хорошо его знала, считала, что за всю свою жизнь он не любил ни одного человека. И все-таки не был он ни женоненавистником, ни человеконенавистником. Он любил простых, неиспорченных людей. Поэтому лучше всего он чувствовал себя среди местных жителей, вместе с которыми находил в земле следы прошлого. Когда священник Джонс из колледжа Св. Марии в Иерусалиме, пройдя один пешком 2000 километров, появился у холма Джумджума, вся немецкая экспедиция не без удивления смотрела на этого старого человека, которого охранял, наверное, ангел, нет, скорее всего — целый отряд ангелов. Путешествие пешком, продолжающееся неделями, через самые дикие области между Иерусалимом и Евфратом совсем не простое дело, даже если банды разбойников не попадаются на пути.

Кольдевей отнесся к этому благочестивому человеку с исключительным вниманием и уважением. Ему даже во сне не пришло бы в голову посмеяться над ним, когда Джонс, совершив столь длинный путь пешком, усталый, в смятой старой шляпе, со сломанным зонтиком и жалкими пожитками, завязанными в носовой платок, оказался перед домом немецкой экспедиции.

Работавшие у немцев арабы не хотели даже пустить священника в дом, так как в своем ободранном виде он не вызывал у них никакого доверия. Но Кольдевей понял этого старого кроткого человека, который хотел хоть раз в жизни увидеть холм Джумджума, иначе говоря, Вавилон.

Мене-текел на стене

Итак, в Вавилоне, или, если точнее сказать, среди огромных холмов щебня, в которых были погребены развалины Вавилона, Роберт Кольдевей принимал самых разнообразных гостей со всего света — как образованных и умных, так и таких, у которых прямо-таки на лбу была написана святая наивность.

Среди них были люди, которые в награду за трудности тяжелого путешествия хотели бы, по крайней мере, увидеть стену с письменами, начертанными на ней таинственным перстом во время торжественного пира Валтасара с тысячей его вельмож, ибо, как говорится в Библии: «В тот самый час вышли персты руки человеческой и писали против лампады на извести стены чертога царского, и царь видел кисть руки, которая писала... мене, мене, текел, упарсин (считано, считано, взвешено, разделено)». В ту же самую ночь, как сказано в Библии, Валтасар был убит.

Однажды пять членов религиозной секты, приверженцы Библии, пришли к Кольдевею, чтобы осмотреть раскрытые им холмы и своими глазами увидеть чудо, о котором говорила Библия. Вечером они сидели на берегу Евфрата и пели псалмы, звучавшие довольно весело. Эти люди исполняли свои религиозные обряды в комнатах, предназначенных для гостей экспедиции.

Кольдевей повел их по развалинам. Он показал своим гостям, внимательно его слушавшим, гору кирпичного шлака и сказал им, что здесь находилась «пещь огненная», куда Навуходоносор велел бросить трех отроков, которым огонь не причинил никакого вреда. Другой более глубокий раскоп он назвал рвом львиным, куда был брошен пророк Даниил.

В конце осмотра Кольдевей повел своих восхищенных и потрясенных гостей к остаткам огромного тронного зала Навуходоносора. Когда гости подняли там один из бесчисленных кирпичей с царским клеймом Навуходоносора, Кольдевей, притворившись удивленным, объяснил им, что эта клинопись (гости, конечно, не могли ее прочитать) как раз и есть те самые письмена, которые когда-то начертал таинственный палец: «Мене, мене!..»

Глубоко почитающие Библию гости не могли прийти в себя от восхищения. Но Кольдевей отказался подарить им этот ничего не стоящий кирпич с царским клеймом, хотя вокруг и валялись сотни подобных кирпичей. Такую исключительно ценную находку он ни в коем случае не мог бы отдать. Гости должны были быть удовлетворены радостью первооткрывателей. Несмотря на все просьбы, Кольдевей стоял на своем. Когда позднее сотрудники экспедиции упрекали ученого за то, что он дурачил этих бедных людей, Кольдевей вполне серьезно ответил: «Неужели я должен был разочаровать их и лишить радости? Это событие они запомнят на всю жизнь!»

Поручение