Библейские образы

В конечном счете Моше не был человеком практического действия. Чтобы общаться с народом, он нуждался в помощи того, у кого были более близкие отношения с людьми, кого народ встречал с пониманием, которого Моше не хватало. Он по-своему понимал людей, проявлял по отношению к ним высшую степень любви и готовность к самопожертвованию, но он был над ними и вне их. Он вел людей, всецело поглощенный заботой об их благополучии, но относиться серьезно к их повседневным проблемам не мог. Он даже говорил Всевышнему: «Разве я носил во чреве народ этот и разве я родил его, что Ты говоришь мне: носи его на руках, как нянька носит ребенка» (Бемидбар 11:12). Моше не воспринимал народ как сообщество взрослых людей и чувствовал себя опекуном плачущих младенцев, не способных на благодарность и понимание. В то же время он вполне сознавал необходимость прямого контакта с людьми и понимания их проблем. Этот контакт был установлен и оформлен в институте жречества, созданном Аароном, но именно Иеошуа был тем, кто мог превратить видение и пророческое внушение в практическую реальность, кто мог облечь дух в плоть. Иеошуа не был просто продолжением Моше, — он дополнял его. Но и это еще не все.

Мы знаем, что Моше не суждено было вступить в Страну Израиля. Он был человеком духовным, связанным с чудом манны небесной, столпа огненного, со всем тем, что выходило за рамки обычных законов природы. Но Страна Израиля — это вполне реальное, земное место, и поэтому практическое исполнение Б-жественного предписания не могло быть возложено на Моше, личность и учение которого были, в некотором роде, вне этого мира. Для того чтобы материализовать это трансцедентное учение, чтобы перевести пророческое видение в сферу физическую, реальную, нужен был такой человек, как Иеошуа.

Этот специфический характер отношений между Моше и Иеошуа проявляется каждый раз, когда они показаны вместе. В битве с амалекитянами Моше остался на холме молиться, тогда как Иеошуа пошел сражаться. При Даровании Торы на горе Синай Моше поднялся на вершину, в туман и облако, где Всевышний говорил с ним, а Иеошуа, сопровождавший Моше до определенного места, остался на посту. Иеошуа тоже стоял над народом, но был не так далек от него, как Моше. Тем не менее именно Иеошуа был первым и единственным, кто видел не разбитые Скрижали завета, когда Моше спустился с горы. Иеошуа был тем, кто сопровождал вождя народа и пророка и в конечном счете осуществил его стремления.

В разговорах между ними ощущается странная близость, хотя они не были родственниками. Моше говорил с Иеошуа почти как с сыном, и тот отвечал ему сыновней любовью. Когда Эльдад и Мейдад осмелились пророчествовать без ведома и разрешения Моше, Иеошуа, узнав об этом, воскликнул: «Господин мой Моше, воспрепятствуй им!» (Бемидбар 11:28). Иеошуа сказал это в спонтанном порыве ревностной заботы о чести и величии учителя: как смеет кто-то, кроме Моше, поднять голос в Б-жественном пророчестве?! Что же касается реакции Моше, то в ней сквозит и тонкий юмор, и симпатия к ученику: «Не ревнуешь ли ты за меня?!»

Разумеется, Иеошуа ревновал; он был озабочен тем, чтобы авторитет Моше не был задет. Сам Моше, проявляя широкий взгляд на вещи, мог воскликнуть: «О, если бы все в народе Всевышнего были пророками!» Моше, провидец и мыслитель, мог позволить себе быть великодушным, но Иеошуа, будучи практичным человеком, понимал, что у народа должен быть один лидер и только один.

Проблема разделения полномочий священника и вождей (или судей, а затем царей) то и дело возникала в истории Израиля. Иеошуа столкнулся с этой проблемой в самом начале своей деятельности: по велению Всевышнего Моше поставил во главе народа Иеошуа, но при этом ограничил свободу его действий решениями священника Эльазара (Бемидбар 27:21). Так были определены два типа руководителей народа: светский глава и военный предводитель (Иеошуа) и духовный руководитель, священник (Эльазар, сын Аарона). Однако Иеошуа не принял эту идею двойного руководства; он, видимо, не верил в эффективность равного статуса двух лидеров (впрочем, Моше и Аарон тоже не были реально равны) и действовал соответственно.

Иеошуа превосходил своего учителя в более реалистическом понимании ситуации. Поэтому именно он, а не Моше, оказался тем, кто осуществил начатое Моше великое дело завоевания Земли Обетованной. В то же время Иеошуа в полной мере сознавал свое место «слуги Моше» и ревностно исполнял повеления учителя. И, завершив задачу, возложенную на него Моше, Иеошуа снова и снова подчеркивал, что он был лишь исполнителем великого замысла учителя.